Искушение

Я вздохнула, сгоняя остатки сна. Горло пересохло, ночная рубашка промокла от пота. Я отшвырнула скомканную простыню и села на кровати. Неимоверно хотелось пить. В холодильнике на кухне еще со вчерашнего вечера дожидалась меня запотевшая бутыль сока. Я снова вздохнула, потерла глаза и спустила ноги с кровати. Ступни уткнулись в мягкий и невыносимо теплый ворс. Я встала, сделала шаг и… упала. Упала совершенно неожиданно и резко, как подкошенная, задела локтем прикроватный столик, на меня посыпалась мелочевка, а я вдруг поняла, что ноги не слушаются. Внутри похолодело. Я потерла колени, попыталась шевельнуть пальцами — бесполезно. Противная дрожь побежала вдоль позвоночника, к горлу подступили рыдания. Напрасно я мяла и терла бесчувственные ноги, стучала кулаками по бедрам, по икрам, пыталась грызть солёные от слез колени. Господи, что же это?! Отчего, почему? Я рыдала в голос, захлебываясь, всхлипывая, и паника внутри все нарастала, а сердце билось все быстрее, и быстрее, и быстрее… Оглушительный вопль раздался где-то сбоку. Я хотела повернуть голову на звук, но вместо этого ударилась спиной об пол. Мое безвольное тело распласталось на твердых досках, непослушное, бессильное. А от двери уже двигались ко мне изящные, гибкие черные тени.

Кошки.

Их глаза не отражали свет, хвосты напряженно застыли, поднятые кверху. Они шли, оскалив зубы, и вместо урчания из глоток вырывался протяжный, голодный рык. Я дернулась, но не смогла пошевелить и пальцем, а острые клыки уже впивались в мою руку… Я проснулась, подскочив на кровати. В груди бешеным молотом колотилось сердце. Со всех сторон наползала душная летняя ночь. Где-то за окном раздался звук клаксона, и я подпрыгнула. Молот в груди тяжело бухнул, в висках застучала кровь. Боже, ну и сон… Я утерла мокрое лицо краем простыни. Белье на мне можно было выжимать. Никогда не думала, что человек может так вспотеть… Я попыталась отдышаться, но проклятые кошмарные сцены все вставали перед глазами. Сон улетучился напрочь. Я вспомнила об успокоительном в аптечке и встала. Замирая, неловко сделала шаг. Другой, третий. И, только выйдя в коридор, окончательно ощутила, что привидевшееся было просто сном.

В ванной я проглотила три таблетки и пустила в раковине прохладную воду. Умылась, подставляя горячие щеки под струю. Липкий ужас постепенно уходил, уступая место расслабленности.

Я перебралась на кухню и села у окна, помешивая в турке кофе. Никогда не спящий город шумел — стоило приоткрыть занавеску, и он бесцеремонно врывался в дом, сверкая неоном и гудя. Город создавал иллюзию присутствия, и это было как раз то, что нужно.

Я распахнула окно настежь и, прихлебывая горький кофе, стала ждать рассвета.

На работе я появилась раньше всех, открыла дверь своим ключом и облегчённо вздохнула. Наш офис — одно из пяти отделений городской соцслужбы — был обставлен со всем возможным комфортом, на который хватило выделенных средств. Жаль только, что большую часть рабочего дня мне приходилось проводить в разъездах.

На моем столе валялся листок с очередным адресом. Крупный почерк, приказной тон коротенькой приписки — это Вика, моя коллега. Совсем недавно пробилась в начальницы, а уже успела забыть, как мы вместе еду развозили старушкам. Хотя, конечно, она и работает здесь дольше меня. Куда мне с моим двухмесячным «стажем» против ее трех лет… Я взяла листок и отправилась по адресу.

За все время работы в социальной службе я попала в этот район впервые. Более того — я даже не знала, что в самом центре огромного мегаполиса есть такие узенькие пыльные проулочки. Зажатые между громоздкими домами постройки позапрошлого века, они кажутся удивительно тихими, хотя совсем рядом шумит многолюдный проспект. Большинство зданий отдано под склады или просто брошено, широкие окна первых этажей забраны толстыми решетками. Но часть домов по-прежнему обитаема — старики не желают расставаться с квартирами, где прошла вся их жизнь. Они будто срослись с этими облупленными стенами, с древними, как они сами, окнами, со старомодными крылечками подъездов. И то тут, то там встречаются распахнутые форточки, доносится запах герани и каши, из рассохшихся дверей выглядывают сморщенные лица… Я притормозила и еще раз взглянула на записку. Округлые буквы утверждали, что мне предстоит навестить (читай — убедиться, что она еще жива) некую пожилую женщину, которая вот уже тридцать лет проживает одна-одинёшенька в квартале таком-то. Родственников, если верить информации, у старушки нет, зато есть куча кошек и упрямый характер. И безумная привязанность к своей жилплощади, надо полагать.

Нужный мне корпус дома оказался обитаемым, несмотря на ветхость. Ступеньки в подъезд, чисто выметенные, опасно похрустывали под ногами. Внутри воняло кошачьей мочой и еще чем-то кислым, похожим на запах набитой в бочку квашеной капусты.

Стараясь не дышать глубоко, я взбежала на третий этаж, мысленно матеря начальницу.