Добавить в моё избранное
22 мин, 19 сек 8791
К счастью, ниже была сноска, в которой безымянный переводчик указал, что можно обойти это затруднение, заказав в церкви панихиду по самому себе. С этим было проще: на следующий же день после покупки книги я отправился в ближайшую церквушку и сунул бабке в окошечке записку с собственным именем, сказав, за упокой, мол. Ну ещё две свечки купил.
Четвёртое: в ночь совершения ритуала требовалось пролить кровь какого-нибудь животного. Я подумал, что самое простое — поймать и убить голубя. Его не жалко. И вон их сколько толчётся! И во дворах, и на улицах, и возле помоек. Поэтому я начал сыпать хлебные крошки во дворе общаги, в укромном уголке, где меня не спалят, когда я буду ловить будущую жертву.
Пятое. Чтоб призрак явился, требуется произнести заклинание. Точнее, несколько: чтоб призвать духа, чтоб заставить его говорить и чтоб отправить обратно. Слова надо было произносить наизусть, без запинок, и я рьяно взялся заучивать, вместо того, чтоб готовиться к пересдаче. (Оба экзамена я, тем не менее, пересдал. Можно сказать, на халяву. На «удовлетворительно», конечно.) А главным требованием была необходимость пребывать в скорби в течение всех дней подготовки. Так и написано: «… лишь безрадостность пустоты и прикосновение к сферам отчаяния, темные мысли, образы смерти и умирания, наполнение мраком каждого момента своей заканчивающейся жизни, почитание ночи, способно подготовить тебя, дерзнувший, к переходу в царство теней и к возвращению обратно». Ну, что-что, а уж лелеять в себе душевный мрак и отчаяние я умел мастерски. Девять дней воздух комнаты пропитывался звуками NOCTURNAL DEPRESSION, XASTHUR и, конечно же, BURZUM «Filosofem». И, разумеется, постоянно думал о Юльке, порой так морально выворачивая себя наизнанку, что начинал ловить кайф от собственных депресняков.
И ещё каждый день я ходил на кладбище. Только теперь не ради обретения подобия душевной гармонии, а исключительно в рамках задуманного дела. Во-первых, я выбрал безопасный путь, которым смогу прийти сюда ночью, не привлекая внимания праздно шатающейся гопоты и полиции. Во-вторых — и это было для меня главным — я должен был выбрать, чью душу попробую призвать из мира мёртвых. После длительных блужданий передо мной вырос гранитный памятник, с которого смотрела фотография очень симпатичной улыбающейся молодой женщины с густыми вьющимися волосами. Едва увидев её, я сказал себе: «Стоп, Жека! Вот то, что надо!». Выяснилось, что звали её Еленой, и умерла она в возрасте всего тридцати двух лет, и случилось это чуть более года назад. Я начал размышлять, что именно с ней случилось. Автокатастрофа? Лейкемия? Тяжёлые роды? Убийство? Какой-то несчастный случай? Вариантов было много. Я подумал, что если мне удастся призвать её дух, я сумею узнать и причину смерти. Потом я стал представлять, в каком виде предстанет передо мной её призрак. А вдруг призраки погибших предстают перед некромантом в том виде, в каком находилось тело в момент смерти? Если это была гибель в автомобильной аварии, мне бы не очень хотелось увидеть нечто изломанное, окровавленное, с размозжённым черепом и вытекшими глазами… От этих мыслей меня передёргивало, но каждый раз я напоминал себе, что избрал нелёгкий путь: в книге господина Принна описывались и куда более жуткие ритуалы, связанные с воскрешением полуразложившихся трупов. Их я, между прочим, тоже планировал освоить, а, значит, отвращению и страху в моей душе делать нечего.
Девятый день истёк. Солнце только что скрылось за горизонт, ясное июньское небо усеяно звёздами, а я стою один-одинёшенек посреди кладбища в полной тишине и сгущающейся темноте. Я весь в чёрном (впрочем, я почти всегда в чёрном) с большой спортивной сумкой через плечо. В ней всё, что нужно для проведения обряда: церковные свечи, большой кухонный нож, пойманный с большим трудом голубь и электрический светильник на батарейках — на всякий случай.
Я ощущаю, что ночью на кладбище страшновато. Лёгкий холодок пробегает по спине от осознания того, что ты — единственный живой среди сотен могил. Но об этом я тоже читал. Страх — чувство, что будет сопровождать вставшего на путь чёрной магии на протяжении всей его жизни. И могущество истинного мага во многом зависит от его умения подчинить свой страх. Вот я и подчиняю.
Я стою напротив могилы Елены и готовлюсь вызвать из небытия её дух. Могила находится на краю грунтовой дороги, а значит, у меня достаточно места, чтобы начертить остриём ножа круг, вписать в него гексаграмму и необходимые знаки. Круг защитит меня, если явившийся на зов призрак будет разгневан этим. Ну, или если вместо призрака погибшей женщины явится нечто иное… Хотя, скажу честно, от мысли об этом ином меня передёргивает. Я втыкаю в вершину каждого луча гексаграммы по церковной свечке и пытаюсь зажечь их при помощи зажигалки. Получается не сразу: свечи норовят потухнуть при малейшем дуновении ветерка. В конце концов, вокруг меня загораются семь зыбких огоньков, и приходит время умертвить жертвенное животное.
Четвёртое: в ночь совершения ритуала требовалось пролить кровь какого-нибудь животного. Я подумал, что самое простое — поймать и убить голубя. Его не жалко. И вон их сколько толчётся! И во дворах, и на улицах, и возле помоек. Поэтому я начал сыпать хлебные крошки во дворе общаги, в укромном уголке, где меня не спалят, когда я буду ловить будущую жертву.
Пятое. Чтоб призрак явился, требуется произнести заклинание. Точнее, несколько: чтоб призвать духа, чтоб заставить его говорить и чтоб отправить обратно. Слова надо было произносить наизусть, без запинок, и я рьяно взялся заучивать, вместо того, чтоб готовиться к пересдаче. (Оба экзамена я, тем не менее, пересдал. Можно сказать, на халяву. На «удовлетворительно», конечно.) А главным требованием была необходимость пребывать в скорби в течение всех дней подготовки. Так и написано: «… лишь безрадостность пустоты и прикосновение к сферам отчаяния, темные мысли, образы смерти и умирания, наполнение мраком каждого момента своей заканчивающейся жизни, почитание ночи, способно подготовить тебя, дерзнувший, к переходу в царство теней и к возвращению обратно». Ну, что-что, а уж лелеять в себе душевный мрак и отчаяние я умел мастерски. Девять дней воздух комнаты пропитывался звуками NOCTURNAL DEPRESSION, XASTHUR и, конечно же, BURZUM «Filosofem». И, разумеется, постоянно думал о Юльке, порой так морально выворачивая себя наизнанку, что начинал ловить кайф от собственных депресняков.
И ещё каждый день я ходил на кладбище. Только теперь не ради обретения подобия душевной гармонии, а исключительно в рамках задуманного дела. Во-первых, я выбрал безопасный путь, которым смогу прийти сюда ночью, не привлекая внимания праздно шатающейся гопоты и полиции. Во-вторых — и это было для меня главным — я должен был выбрать, чью душу попробую призвать из мира мёртвых. После длительных блужданий передо мной вырос гранитный памятник, с которого смотрела фотография очень симпатичной улыбающейся молодой женщины с густыми вьющимися волосами. Едва увидев её, я сказал себе: «Стоп, Жека! Вот то, что надо!». Выяснилось, что звали её Еленой, и умерла она в возрасте всего тридцати двух лет, и случилось это чуть более года назад. Я начал размышлять, что именно с ней случилось. Автокатастрофа? Лейкемия? Тяжёлые роды? Убийство? Какой-то несчастный случай? Вариантов было много. Я подумал, что если мне удастся призвать её дух, я сумею узнать и причину смерти. Потом я стал представлять, в каком виде предстанет передо мной её призрак. А вдруг призраки погибших предстают перед некромантом в том виде, в каком находилось тело в момент смерти? Если это была гибель в автомобильной аварии, мне бы не очень хотелось увидеть нечто изломанное, окровавленное, с размозжённым черепом и вытекшими глазами… От этих мыслей меня передёргивало, но каждый раз я напоминал себе, что избрал нелёгкий путь: в книге господина Принна описывались и куда более жуткие ритуалы, связанные с воскрешением полуразложившихся трупов. Их я, между прочим, тоже планировал освоить, а, значит, отвращению и страху в моей душе делать нечего.
Девятый день истёк. Солнце только что скрылось за горизонт, ясное июньское небо усеяно звёздами, а я стою один-одинёшенек посреди кладбища в полной тишине и сгущающейся темноте. Я весь в чёрном (впрочем, я почти всегда в чёрном) с большой спортивной сумкой через плечо. В ней всё, что нужно для проведения обряда: церковные свечи, большой кухонный нож, пойманный с большим трудом голубь и электрический светильник на батарейках — на всякий случай.
Я ощущаю, что ночью на кладбище страшновато. Лёгкий холодок пробегает по спине от осознания того, что ты — единственный живой среди сотен могил. Но об этом я тоже читал. Страх — чувство, что будет сопровождать вставшего на путь чёрной магии на протяжении всей его жизни. И могущество истинного мага во многом зависит от его умения подчинить свой страх. Вот я и подчиняю.
Я стою напротив могилы Елены и готовлюсь вызвать из небытия её дух. Могила находится на краю грунтовой дороги, а значит, у меня достаточно места, чтобы начертить остриём ножа круг, вписать в него гексаграмму и необходимые знаки. Круг защитит меня, если явившийся на зов призрак будет разгневан этим. Ну, или если вместо призрака погибшей женщины явится нечто иное… Хотя, скажу честно, от мысли об этом ином меня передёргивает. Я втыкаю в вершину каждого луча гексаграммы по церковной свечке и пытаюсь зажечь их при помощи зажигалки. Получается не сразу: свечи норовят потухнуть при малейшем дуновении ветерка. В конце концов, вокруг меня загораются семь зыбких огоньков, и приходит время умертвить жертвенное животное.
Страница
3 из 7
3 из 7
