Запретное искусство

Я никогда никого не убивал, за исключением мух, комаров и тараканов. Ну, ещё утопил в унитазе пару мышей. Я не уверен, что смогу. И всё же без жертвы ритуал не может быть исполнен. Надо постараться умертвить птицу как можно быстрее, без мучений. Я извлекаю голубя, прижимаю к земле и приставляю к шее нож. Голубь, похоже, ничего не подозревает. Тем лучше. Я, как могу, унимаю дрожь в руке, делаю глубокий вдох, задерживаю дыхание и двумя резкими пилящими движениями отделяю птичью голову от тела. Мне кажется, несчастный птах даже не понял, что уже мёртв. Я, превозмогая брезгливость, сжимаю его безголовую тушку обеими руками, переворачиваю шеей вниз и, слегка сдавливая, окропляю кровь могильный холмик. После чего отбрасываю голубиное тело в сторону. Оно отвратительно бьёт крылья и кувыркается в кладбищенской пыли. Очень хочется вымыть руки и вообще помыться.

Но заниматься гигиеническими процедурами пока не время. Наступает самый важный момент: я должен произнести призывающее заклинание. Судорожно перебираю в памяти незнакомые слова и понимаю, что вроде бы всё запомнил правильно. Набираю в грудь воздух и начинаю, стараясь придать голосу властность:

— Вызываю и выкликаю из могилы земной, из доски гробовой! От пелен савана, от гвоздей с крышки гроба, от цветов, что в гробу, от венка, что на лбу, от монет откупных, от червей земляных, от веревок с рук, от веревок с ног, от иконки на груди, от последнего пути, от посмертной свечи! — собственный голос звучит омерзительно тонко, как у подростка, и до невозможности нелепо, но я продолжаю.

— С глаз пятаки упадут, холодные ноги придут по моему выкрику, по моему вызову. Именами Самаэля, Азатота, Зебуб-Ваала, Тиамат и Оссадогвы заклинаю: иди ко мне!

Я произношу заклинание до конца и задуваю свечи.

Я вижу потусторонний зеленоватый туман, сочащийся из земли. Вот он, клубясь, поднимается вверх, сгущается и превращается в зыбкую женскую фигуру. Но всё это лишь в моём воображении. На деле же не происходит ровным счётом ничего.

Ничего.

Я вдруг начинаю чувствовать себя полным дураком. Идиотом каких поискать. Понимание собственной глупости и наивности накрывает меня с головой. Бог мой, как можно быть таким лохом?! Уверовать в то, что написано в купленной у бомжа книжке! Книга хотя и старинная, но не средневековый же гримуар, и, почти наверняка, в начале прошлого века была такой же макулатурой, как и все эти современные пособия по магии, коими заставлены полки книжных магазинов. Макулатурой она и осталась. Ну, разве что макулатурой букинистической. Ведь с самого начала где-то внутри червячок здравого смысла настойчиво шептал: брось заниматься этой ерундой! хватит скорбеть! хватит давиться гречкой и макаронами, сваренными без соли! Но нет! Разве желание подчинить себе сверхъестественные силы и постичь тайны потустороннего бытия будет слушать голос презренного разума?! Разве умудрённые сединами алхимики не отмахивались от робкой критики рассудка, когда мешали в колбе собственные кровь и сперму в надежде получить гомункулуса?!

Я чувствую внутри полнейшее опустошение. Я опускаюсь на корточки, извлекаю из сумки светильник и включаю его. Он горит неярким белым светом и мне с ним чуточку веселее. В голове ни единой хорошей мысли. Я понимаю, что надо уходить с кладбища, возвращаться в общежитие, а наутро — ехать на вокзал и электричкой — в родительский дом. Смотреть телевизор, сидеть в Интернете, играть в «Panzar», смотреть новинки кино, снятые дёргающимися камерами мобильников в зрительных залах, а когда родичи на работе — дрочить на фильмы, где сисястых тёлок дерут в жопу дюжие негры. И окучивать картошку.

Едва я думаю про картошку, как прямо передо мной слышится звук, будто кто-то переворачивает землю лопатой. Мне кажется, будто почва подо мной слегка вздрагивает, а затем ровный, очень знакомый, голос произносит прямо надо мной:

— Привет! Хочешь меня?

Это Юлькин голос. Вот тут мне становится страшно. По-настоящему. Сердце на мгновение останавливается, а потом начинается биться с такой силой, что кажется готово выломить грудину. В ушах словно шумит прибой. Я замираю. В голове вихрем несутся строки из книги, что, пробуждая мёртвых, некромант должен быть готов испытать ужас и ни в коем случае не поддаваться ему и не покидать защитного круга.

Я стискиваю в кулак волю и медленно, очень медленно, поднимаю взгляд.

В трёх шагах от себя, за границей круга, по ту сторону могильной оградки, я вижу сведённые вместе голени, бёдра с прижатыми к ним ладонями, тёмный треугольник лобковых волос… Передо мной совершенно обнажённая девушка, стоящая по стойке смирно. Я подхватываю светильник и рывком поднимаюсь на ноги, выставив его перед собой на вытянутой руке. Мне хочется верить, что призраки и прочие выходцы с той стороны боятся электрического света. Девушка никуда не исчезает, зато теперь я могу рассмотреть её.