Запретное искусство

Она совсем не похожа на ту, что выгравирована на граните, но я узнаю её сразу, несмотря на то, что никогда не видел голой. Это Юлька. Но не настоящая, живая Юлька, а будто её восковая копия. Она стоит неподвижно, чёрные кругляшки глаз, не моргая, смотрят на меня, рот приоткрыт. А ещё она очень бледная, почти белая, и к коже прилипли комья земли. Разве к духам липнет земля?

— Привет! Хочешь меня? — губы её не шевелятся, слова исходят откуда-то изнутри.

— Назовись, дух! — требую я.

Голос предательски дрожит и того и гляди «даст петуха». Тем не менее, заклинание я произношу от начала до конца.

Призрак (или кто бы это ни был) не реагирует. Стоит, смотрит. Только теперь ещё и слегка покачивается из стороны в сторону как маятник.

— Привет! Хочешь меня? — доносится откуда-то из-за спины.

Я разворачиваюсь. Там ещё один Юлькин двойник. Такой же неподвижный. Ноги вместе, ладони прижаты к бёдрам, спина прямая, смотрит прямо — и в никуда, рот приоткрыт. Тело испачкано землёй.

— Сгинь! — слово само срывается с языка.

— Хочешь меня? — говорит призрак.

Надежда только на круг: я начертил его по всем правилам, и ни один выходец с того света не должен пересечь проведённую остриём ножа линию.

Слышу шорох земли. Метрах в трёх от первой «девушки» могильный бугорок вспучивается, почва осыпается, и над поверхностью появляется что-то округлое, тянущееся вверх как росток. Тусклого света электрической лампы достаточно, чтоб понять — это ещё одна «Юлька». Вскоре и она встаёт над чужой могилой в полный рост и говорит:

— Привет! Хочешь меня?

Разум затуманен ужасом, но до меня всё же доходит: это не призраки — это суккубы. Мой ритуал почему-то призвал к жизни не душу умершей женщины, а этих дьяволиц, принявших облик объекта моих вожделений.

Земля шуршит и слева, и справа, и позади меня, и передо мной. Демонические создания лезут наружу как грибы при ускоренной перемотке киноплёнки. Я окружён частоколом обнажённых женских тел.

— Хочешьменяхочешьменяхочешьменя, — звучат какофонией их голоса.

Мне не выстоять здесь до рассвета. Силы оставят меня задолго до утренней зари. Я упаду, и они накинутся на меня, как вурдалаки на Хому Брута. Вспомнив про Хому, я машинально вспоминаю, что я крещёный. А над крещёным человеком никакая нечисть не властна!

Воодушевлённый этой мыслью, я набираю воздуха и начинаю осенять суккубов крестными знамениями.

— Именем Господа нашего, Иисуса Христа, повелеваю вам, нечистые духи: убирайтесь прочь! — голос дрожит, а рука трясётся.

Шлюхи Сатаны не реагируют. Одни стоят смирно, другие слегка раскачиваются:

— Хочешьменяхочешьменяхочешьменя… Я в отчаянии. Я пытаюсь вспомнить слова какой-нибудь простенькой молитвы, но загвоздка в том, что я никогда и не знал слов ни одной.

И вдруг дьяволицы враз замолкают, а откуда-то сзади накатывает волна зловония. Я уверен, что это либо чей-то полуразложившийся труп, случайно поднятый моей магией, либо сам Люцифер. Я не хочу оборачиваться, истово внушая самому себе, что через круг он, наверное, не переступит, а там, за чертой, пусть себе бродит и смердит. Ну а если переступит… Чья-то рука ложится на плечо. Я замираю. Мне очень хочется сжаться в точку и исчезнуть.

— Что, струхнул малость? — голос вновь кажется мне знакомым. Мертвецы так не говорят, поэтому я становлюсь чуть смелее и оборачиваюсь.

Передо мной некто, видом и запахом и впрямь напоминающий ожившего покойника, но я сразу узнаю того самого бомжа, что продал мне книгу. Беззубый рот растянут в улыбку.

— На Христа Ему наплевать, — говорит старик.

— Ему на всех богов плевать. Он их знать не знает.

Он?

В голове столько вопросов, что они толкутся, мешая друг друга, и я не могу задать ни одного. Только стою, растерянно открыв рот.

— Ты думаешь, это ты сюда пришёл? Нет, это Он тебя заприметил и привёл. А книга… книга так, ерунда! Как прикорм для рыб. Видишь ли, ты Ему стал нужен.

Я ничего не понимаю из его слов и только спрашиваю:

— Кто… вы?

Старик не отвечает, продолжая вещать своё:

— Когда-то Он был совсем маленьким, вот таким, — бомж показывает мне указательный палец.

— Он укусил меня, я растил Его и лелеял. Давно это было!… Понимаешь, Его надо кормить, да… А ест Он людей. Мёртвых людей и живых. Это Его добыча, да. А добычу надо приманить… Вот Он и читает мысли, угадывает желания… Вот так, да… Но Он ещё мал, Ему нужна помощь. Когда-то у меня были ясные мысли, а теперь — нет, в мозгах будто черви завелись… Ему нужен кто-то молодой, вроде тебя, с чистым умом… Понимаешь, студент?

Я молчу. Речь бомжа бессвязна как монологи героев Лавкрафта.

— Хочешь Его увидеть? — спрашивает старик.

Я мотаю головой. Кем бы он ни был, видит бог, мне совсем не хочется на него смотреть.