Серый

Я засыпал. И вдруг передо мной предстала наша комната и я сам, лежащий на кровати. А рядом со мной стоял ОН, СЕРЫЙ. Он ухмыльнулся, показывая полный рот отвратительных полу-сгнивших зубов, и протянул ко мне свои мохнатые лапы. Я по-чувствовал мягкое, но тяжелое прикосновение к моей шее. Вслед за тем мне стало трудно дышать. Я хотел вскочить, крикнуть, но сил у меня не было. И вдруг это видение задро-жало, закружилось. Комната вместе с кошмарным существом стала стремительно удаляться от меня. Все померкло. Насту-пили мрак и беспамятство. Я уснул. Последним, что я почув-ствовал, был прилетевший из бесконечного далека шепот. До меня донеслось лишь два слова. Но я даже не успел осознать их. Я уже спал.

… Самое интересное заключалось в том, что, проснувшись утром, я совершенно забыл о всех событиях прошедшей ночи. Может быть, в голове у человека есть специальная извилина, которая блокирует такие неприятные воспоминания. В общем, я не помнил ровным счетом ничего. Я умылся, почистил зубы, сделал зарядку и сел завтракать. Ма, подавая мне яичницу, взлохматила мне волосы. Я с полным ртом недоуменно посмот-рел на нее, и она улыбнулась мне в ответ.

«Что, Саня, не выспался? — спросила она.

— Все из-за ме-ня, старой. Напугала я тебя вчера, да?» И тут я в один миг вспомнил все: липкий страх в ночной тишине, пугающий скрип половицы и серое мохнатое существо с серебристыми глазами, протягивающее ко мне когтистые лапы. Я вспомнил даже тот далекий шепот, донесшийся до моего за-сыпающего сознания, вспомнил два короткие зловещие слова: «Я вернусь!» Воспоминание было таким неожиданным и ярким, что я по-перхнулся и отчаянно закашлялся. Ма подскочила ко мне и за-стучала по спине.

«Да ты что, Саня? Осторожней же надо! Не торопись».

Но я ничего не мог ответить. В глазах у меня стояли сле-зы, а в горле — кусок яичницы. Прошло не менее пяти минут, прежде чем я снова смог нормально дышать.

Завтрак мы заканчивали в тишине. Однако днем за всякими делами я совсем позабыл о своих переживаниях. В этот вечер мы с мамой сидели допоздна — по телевизору показывали не-плохой концерт. Было уже за полночь, когда мы стали гото-виться ко сну. И лишь тогда во мне вновь проснулось смутное неприятное ощущение. Но теперь оно было далеким и каким-то ненастоящим. Я даже не понимал, почему придал вчера ночью и сегодня утром столько значения подобной ерунде.

Мне страшно хотелось спать. Поэтому я вырубился, едва положил голову на подушку. Никакие кошмары меня не беспокоили. По-моему, я вообще не видел никаких снов той ночью.

А на следующий день началась новая неделя. Школа, подготовка к приближающимся экзаменам, легкоатлетическая секция основательно меня вымотали. И у меня не было ни времени, ни сил отвлекаться на что-либо постороннее.

Я, правда, замечал, что ма всю неделю чувствует себя не в своей тарелке. Она заметно побледнела и осунулась. Но в от-вет на мои редкие вопросы она в основном отмалчивалась. А я… Да, я был к ней не слишком внимателен в то время.

Однако никакого предчувствия надвигающейся беды у меня в то время не было. Мне по-прежнему казалось, что размеренный уклад нашей жизни незыблем… Но уже в пятницу все это круто переменилось.

Я проснулся утром. В нашей квартире было тихо, и я решил, что еще рано. Не было слышно шагов мамы на кухне, звона ло-жек и тарелок, шкворчания жира на раскаленной сковороде. Я снова опустил голову на подушку с полным намерением подре-мать еще с полчасика. Но тут мое внимание привлек уличный шум. Для раннего утра он был чересчур оживленным. Я повер-нулся и посмотрел на часы. Было восемь утра. Я уже опазды-вал!

Я вскочил и бросил взгляд в сторону маминой кровати. Она все еще лежала на ней, спокойная и неподвижная.

«Подъем, ма! — закричал я.

— Мы уже проспали!» Но она в ответ на мой крик даже не пошевелилась. Вот тут-то мне снова сделалось страшно.

«Ма, вставай!» — я подбежал к ней и замер.

Ее глаза были открыты и смотрели прямо на меня. Лицо было напряжено, но неподвижно.

«Ма, что с тобой?!» — я был уже в настоящей панике.

Но она молчала, и лишь веки ее слегка трепетали.

Что было дальше, я плохо помню. Я вызвал по телефону «скорую». Они приехали довольно быстро. Врач, едва взглянув на маму, распорядился везти ее в больницу. Он поглядывал на меня с плохо скрываемой жалостью, и в конце концов сказал, что у мамы — обширный инсульт, и скорее всего она на всю жизнь останется обездвиженным и немым инвалидом. Потом у меня была истерика. Врач даже хотел забрать в больницу и меня, но я наотрез отказался.

Затем они наконец ушли. Я полдня провалялся на диване, уткнувшись лицом в мокрую от слез подушку, а после обеда постарался хоть немного привести себя в порядок и пошел на-вестить маму. Я сидел около нее часа два, но мы могли лишь смотреть друг на друга.