Добавить в моё избранное
21 мин, 10 сек 19995
Кто-то выкорчевал все деревья на участках и разбил клумбы, другие круглогодично возились с рассадой и в конце лета хвастали урожаями, кое-кто даже не стал сносить надворные постройки, приспособив их для собственных надобностей. В целом же наше гнездышко мирное, тихое, спокойное, как кладбище, уж простите за такое сравнение.
Люди разные, как и их дома. Большинство жителей бывало наездами. Поздней осенью, вот как сейчас, вообще редко кто оставался в поселке надолго, предпочитая переждать моросящие дожди и унылость природы в городе.
В отличие от всех ближайших соседей мы жили в поселке постоянно. Сын работал в городе. Дочь поступила в этом году в педагогический институт. Утром они вдвоем уезжали и вечером вместе же возвращались. Я любовался своими детьми всякий раз, как выходил встречать. Отпирал и распахивал ворота перед машиной, потом с улыбкой подавал знак проезжать. До чего же ладными они выросли, мои дети.
И стоило их представить, как меня бросило в холод, внутри все обмерло и тут же затряслось мелкой дрожью. Непонятный приступ отпустил так же резко, как и нахлынул. Нечто похожее бывает, когда совсем рядом раздается пронзительный звук клаксона, очень неожиданно, а ты до последнего не подозревал о присутствии машины поблизости.
Сердце неистово колотилось. На негнущихся ногах я развернулся, от испуга не соображая, какое расстояние уже преодолел, как далеко от дома нахожусь. Неужели сердечный приступ? Никогда со мной такого не случалось, и тут прихватило от приятных воспоминаний, можно сказать, на ровном месте.
Я настраивал себя, что все в порядке, что ничего опасного со мной не происходит, и отчего-то сердце при этом колотилось еще сильнее. Кажется, я слышал его удары, и мне чудилось, что куртка на груди двигается в такт этим ударам.
Как же далеко я от дома? А от шоссе? В смятении я озирался по сторонам, не находя знакомых ориентиров и сокрушаясь, что в ближайшее время по нашей дороге вряд ли кто-нибудь поедет. Постепенно волнение усилилось, и меня вновь обдало волной холода, вновь заколыхалось в груди, однако вместе с этим пришло понимание того, что сердце здесь совершенно ни при чем.
— Что-то случилось дома, — уверенно пробормотал я.
Не знаю почему, но перед моим внутренним взором явственно нарисовалась картина пожара. Я отчетливо услышал крики, вопли и мольбы о помощи, увидел сына, за чем-то бросающегося в огонь под догорающие балки, готовые вот-вот обрушиться потоком пламени.
На недостаток фантазии я никогда не жаловался, и потому тогда сжал руку в кулак и больно ткнул себя в живот, стараясь таким нехитрым способом сдержать свое воображение, сбить его неуместный полет.
Мне стало плевать на сердце, и я со всех ног бросился в поселок, сорвав с головы шапку и изредка оборачиваясь, чтобы заранее услышать двигатель машины, если таковая вдруг появится на дороге позади меня.
Отправляясь на прогулку, я никогда не брал с собой телефона. Никто из членов семьи от меня этого не требовал, а сам я не видел серьезной необходимости. Для меня, живущего в собственном доме в окружении близких, телефон не означал ничего важного, да и звонки чаще тревожили, чем приносили важные известия. Теперь же я бранил себя распоследними словами.
Сунуть во внутренний карман куртки мобильник. Что, черт возьми, может быть проще? Правда, не уверен, что он бы поместился. Телефон у меня — скандинавский «Эрикссон», громоздкий и бестолковый, большую часть времени торчащий на зарядной станции.
Я бежал так скоро, насколько хватало сил, озираясь в поисках хоть чего-то знакомого, но складывалось впечатление, будто неведомый разум дурацкой шутки ради переместил меня в совершенно неизвестное место.
В какой-то момент показалось, что за очередным поворотом откроется наконец-то вид на наш уютный поселок. Уверенность была столь крепка, что у поворота, задыхаясь и покашливая, я замедлился. Я убедил самого себя, и очень скоро выяснилось, что напрасно, поскольку за изгибом дороги был все тот же прямой отрезок грейдера, длинный и не имеющий ни малейшего намека на близость поселка.
Мне показалось отличной идеей определить, как далеко я ушел от дома, а сделать это было возможно, взглянув на часы. Стянув перчатку, отдернув рукав куртки, я взглянул на циферблат, который, впрочем, не дал подсказки, потому что я не помнил, во сколько вышел из дома, и мог только предполагать. Я шел минут сорок. Наверное. Скорее всего, меньше. Не уверен.
— Ну и что теперь? — злобно спросил я у себя и, выругавшись, побежал.
Поселок открылся взгляду, когда я не мог ни охнуть, ни вздохнуть. Меня качало, во рту пересохло, больно давило в легких, однако я был рад, и если бы мог, то рассмеялся бы. Я был счастлив, потому как не почувствовал запаха гари, дыма, не заметил над крышами всполохов огня.
Владельца первого дома никто толком не знал.
Люди разные, как и их дома. Большинство жителей бывало наездами. Поздней осенью, вот как сейчас, вообще редко кто оставался в поселке надолго, предпочитая переждать моросящие дожди и унылость природы в городе.
В отличие от всех ближайших соседей мы жили в поселке постоянно. Сын работал в городе. Дочь поступила в этом году в педагогический институт. Утром они вдвоем уезжали и вечером вместе же возвращались. Я любовался своими детьми всякий раз, как выходил встречать. Отпирал и распахивал ворота перед машиной, потом с улыбкой подавал знак проезжать. До чего же ладными они выросли, мои дети.
И стоило их представить, как меня бросило в холод, внутри все обмерло и тут же затряслось мелкой дрожью. Непонятный приступ отпустил так же резко, как и нахлынул. Нечто похожее бывает, когда совсем рядом раздается пронзительный звук клаксона, очень неожиданно, а ты до последнего не подозревал о присутствии машины поблизости.
Сердце неистово колотилось. На негнущихся ногах я развернулся, от испуга не соображая, какое расстояние уже преодолел, как далеко от дома нахожусь. Неужели сердечный приступ? Никогда со мной такого не случалось, и тут прихватило от приятных воспоминаний, можно сказать, на ровном месте.
Я настраивал себя, что все в порядке, что ничего опасного со мной не происходит, и отчего-то сердце при этом колотилось еще сильнее. Кажется, я слышал его удары, и мне чудилось, что куртка на груди двигается в такт этим ударам.
Как же далеко я от дома? А от шоссе? В смятении я озирался по сторонам, не находя знакомых ориентиров и сокрушаясь, что в ближайшее время по нашей дороге вряд ли кто-нибудь поедет. Постепенно волнение усилилось, и меня вновь обдало волной холода, вновь заколыхалось в груди, однако вместе с этим пришло понимание того, что сердце здесь совершенно ни при чем.
— Что-то случилось дома, — уверенно пробормотал я.
Не знаю почему, но перед моим внутренним взором явственно нарисовалась картина пожара. Я отчетливо услышал крики, вопли и мольбы о помощи, увидел сына, за чем-то бросающегося в огонь под догорающие балки, готовые вот-вот обрушиться потоком пламени.
На недостаток фантазии я никогда не жаловался, и потому тогда сжал руку в кулак и больно ткнул себя в живот, стараясь таким нехитрым способом сдержать свое воображение, сбить его неуместный полет.
Мне стало плевать на сердце, и я со всех ног бросился в поселок, сорвав с головы шапку и изредка оборачиваясь, чтобы заранее услышать двигатель машины, если таковая вдруг появится на дороге позади меня.
Отправляясь на прогулку, я никогда не брал с собой телефона. Никто из членов семьи от меня этого не требовал, а сам я не видел серьезной необходимости. Для меня, живущего в собственном доме в окружении близких, телефон не означал ничего важного, да и звонки чаще тревожили, чем приносили важные известия. Теперь же я бранил себя распоследними словами.
Сунуть во внутренний карман куртки мобильник. Что, черт возьми, может быть проще? Правда, не уверен, что он бы поместился. Телефон у меня — скандинавский «Эрикссон», громоздкий и бестолковый, большую часть времени торчащий на зарядной станции.
Я бежал так скоро, насколько хватало сил, озираясь в поисках хоть чего-то знакомого, но складывалось впечатление, будто неведомый разум дурацкой шутки ради переместил меня в совершенно неизвестное место.
В какой-то момент показалось, что за очередным поворотом откроется наконец-то вид на наш уютный поселок. Уверенность была столь крепка, что у поворота, задыхаясь и покашливая, я замедлился. Я убедил самого себя, и очень скоро выяснилось, что напрасно, поскольку за изгибом дороги был все тот же прямой отрезок грейдера, длинный и не имеющий ни малейшего намека на близость поселка.
Мне показалось отличной идеей определить, как далеко я ушел от дома, а сделать это было возможно, взглянув на часы. Стянув перчатку, отдернув рукав куртки, я взглянул на циферблат, который, впрочем, не дал подсказки, потому что я не помнил, во сколько вышел из дома, и мог только предполагать. Я шел минут сорок. Наверное. Скорее всего, меньше. Не уверен.
— Ну и что теперь? — злобно спросил я у себя и, выругавшись, побежал.
Поселок открылся взгляду, когда я не мог ни охнуть, ни вздохнуть. Меня качало, во рту пересохло, больно давило в легких, однако я был рад, и если бы мог, то рассмеялся бы. Я был счастлив, потому как не почувствовал запаха гари, дыма, не заметил над крышами всполохов огня.
Владельца первого дома никто толком не знал.
Страница
2 из 6
2 из 6
