Завод

— Правильно, а человек — это звучит гордо! Но где же твоя гордость, человек, если ты позволяешь басурманину устанавливать свои законы в твоём родном городе?

Из тьмы выступил Руслан.

— Ты тоже человек? — спросил его Толян.

— Я — абрек! — гордо ответил Хасаев.

— И дед мой был абреком, и прадед.

— Видно, плохой ты абрек, раз позволяешь неверному диктовать тебе условия! А может ты забыл, что кафиры захватили твою землю, и вот уже двести лет пытаются сломать гордый дух твоего народа?

Чеченец зарычал от ярости и сжал ладони в кулаки.

— Давайте, решите двухвековой спор прямо здесь! Руслан, вот гурда твоего прадеда. Немало под ней русских голов полетело с плеч! Сергей, а это шашка твоего прадеда. Он у тебя, кажется, был есаулом?

Руслан и Сергей бросились друг на друга. Зазвенела сталь, брызнули искры.

Виктор увидел в руках Монгола и Хасаева метровые куски ржавой арматуры. Мужчины кружили вокруг друг друга, нанося удары.

— Прекратите! — крикнул Виктор.

На него не обращали внимания. Было слышно лишь лязганье железа, тяжёлое дыхание.

— Они — мои! — радостно закричал Толян.

— Так же, как и Вован с Митяем, Зоха. Все ушли вниз!

— А второй? — спросил Виктор.

— Тот, который с Зохой был. Его, почему ты не забрал?

— А-а, этот Егор, — скривился Толян как от зубной боли.

— У него бабка русская была.

— Его вроде Асланом звали.

— Бабка втайне от родителей крестила. Егором.

— Ну и что с того?

— Набожная очень бабка была. Отмолила внука.

Так вот оно что! Виктор взял в руки почти раскалённый крестик.

— А ну, убери! — закричал Толян.

На тыльной стороне креста горели красным слова:

— Спаси и сохрани!

Виктор и сам не понял, что произнёс их вслух.

— Заткнись! — заревел Толян.

Виктора вдруг оторвало от земли и швырнуло на ворота. Он больно ударился спиной, и упал на жёсткий цементный пол. Но крестика из руки не выпустил.

— Господи! Спаси и сохрани!

Ворота открылись, и будто сильный порыв ветра вынес Виктора наружу. Он кубарем скатился по склону с жёлтой пожухлой травой, и лишь куст орешника остановил его.

С трудом он открыл глаза. Яркое солнце по-прежнему сияло на полинялом от осенних дождей небосклоне. К нему бежали бойцы.

— Живой?

— Кажись, живой.

Кряхтя, он стал подниматься с земли.

В это время из всех щелей и оконных проёмов заводских развалин полыхнуло пламенем, Будто разом взорвались несколько бочек с бензином, и следом повалил густой чёрный дым. Затем раздались разрывающие сердце крики заживо горевших людей.

— Серёга!

Виктор бросился вверх по склону к этим проклятым ржавым воротам, за которыми горел его друг.

Ворота были закрыты плотно, не было даже крохотной щели. Да и крики прекратились — Вряд ли там кто остался в живых, — крикнул бросившийся следом Олег.

А когда Виктор повернул к нему бледное, несмотря на исходивший от ворот жар, лицо, испуганно воскликнул: — Ого, Виктор Федорович, да ты седой совсем стал!

— Если это цена, которую я заплатил за прежнюю жизнь, — грустно произнёс Виктор, проводя рукой по волосам, — то оно того стоит.