Завод

В тот же вечер он был в деревне, на родине отца. Евдокия Кондратьевна лежала в своей комнате. Сколько помнил её Виктор, всегда была весёлой. А тут лежит серьёзная, даже с каким-то торжественным видом.

— Виктор, подойди!

Он подошёл, взял её сухую морщинистую руку. На бабушкиной ладони лежал нательный крестик из меди.

— Года тебе ещё не было, — глядя внуку в глаза начала она рассказывать, — как папанька твой привёз тебя сюда. Пока они с Николаем встречу праздновали, я тебя в церкву понесла. А церква-то в Сидельниково, за пятнадцать вёрст отсюда. Батюшка Афанасий тебя, значит, и окрестил. Только крестик твой папанька — офицер и коммунист носить тебе всё равно бы не дал. Вот он двадцать с лишком лет тебя и дожидается. Христом Богом прошу, уважь старуху перед смертью — надень! Крест этот ещё мой отец, твой прадед носил. Он его на войне не раз спасал, а самое главное, не дал руки русской кровью запачкать. Потому как после революции жил твой прадед в Китае, где и помер в тридцатом. А мы с матерью в Россию вернулись. В Хабаровске-то родительница моя и вышла замуж за инженера пищекомбината. Ничего плохого сказать о нём не могу. Восемь лет жили втроём, пока не сгинул он в лагерях.

Много ещё чего рассказала ему бабка Евдокия. А потом он ей обещал никогда не снимать этот крестик. В ту же ночь она тихо отошла к Господу. Приезжал из Сидельниково священник — сын отца Афанасия. Отпели старушку как полагается.

А крестик этот, действительно, однажды спас Виктору жизнь. Подразделение их возвращалось с задания. Старший лейтенант Виктор Горобцов шёл с Серёгой Монголом в разведке, впереди группы. И вдруг Виктор почувствовал на груди сильное жжение. Тогда подумал, что нательный крест нагрелся под палящим афганским солнцем, достал фляжку и принялся поливать его. И в это время раздался выстрел. Пуля ударила во фляжку и рикошетом ушла в камни. Монгол тут же свалил друга на землю, прикрыл телом. Это они тогда нарвались на душманскую засаду.

После этого Виктор стал замечать, что крест нагревался в преддверии опасности. Вот и сейчас медь жгла кожу на груди.

Виктор остановился перед самыми воротами. Постоял, прислушиваясь к внутреннему голосу. Голос велел войти. Всё дело в этом малолетке Толяне. И чего сопляк туда попёрся? Сергей с Русланом — люди взрослые, сами разберутся!

Когда-то заводские ворота были с механизмом, двигавшим их по верхнему и нижнему рельсам. Механизм давно не работал, за столько лет растащили его ушлые местные. Так и стояли они наполовину открытые. Но когда Виктор шагнул внутрь, механизм вдруг заработал, и тяжёлая железка с громким и противным скрежетом закрылась. Словно ворота ждали, когда он войдёт.

Воздух вокруг стал каким-то зыбким, как во время сильной жары. Виктор увидел, что стены стали меняться. На них появились рисунки каких-то людей с бородами в длинных одеждах. А дырявый потолок вдруг опустился, и дыры в нём исчезли. На другом конце цеха он увидел сияющие золотом иконостасы. Около них стояли в два ряда люди в чёрных одеждах.

— Здесь раньше монастырь был, — услышал он голос.

— На него вся округа работала.

Виктор завертел головой и увидел неподалёку Толяна. Парень смотрел на него пристально. Раньше он никогда не встречался с мальцом взглядом. А взгляд у Толяна был не просто неприятный. Он был нечеловеческий. Таких глаз у людей не бывает. Во-первых, цвет. Он был желтоватый, как у кошки. Во вторых форма зрачка. Зрачки были не круглые, а овальные.

— Но вот пришла очередь святым дармоедам платить по счетам, — продолжал Толян.

Виктор увидел, как монахов окружили люди в длинных шинелях, коротких бушлатах, все с оружием. Подталкивая в спины прикладами винтовок куда-то погнали. Он слышал ругательства и крики «шевелись контра». Вооружённые люди срывали со стен иконы, разбивали их прикладами, топтали сапогами. Кошачьи глаза Толяна блестели от восторга.

— Славное было время! — весело произнёс он.

— Долой опиум для народа!

— Это что, кино такое? — услышал Виктор голос Сергея.

А вот и он сам выступил из тьмы.

— Кино, кино, — закивал Толян.

— А сюжет пишете вы сами. Тебя, Серёга, какой финал устраивает? Такой?

Они вновь стояли под дырявой крышей, а откуда-то сверху и снизу били выстрелы. Пули впивались в людей Хасаева, пробивали тёмно-красную обшивку Тойоты.

— Или такой?

Виктор увидел оскаленный в крике рот Вована.

— Аллах акбар! — кричал тот, целясь в Серёгу.

— Не-е-ет!

Виктор бросился, заслоняя бригадира от пули. А Толян хлопал в ладоши и заливался от смеха.

— Что может быть благороднее, чем отдать жизнь за други своя?

— Ты кто? — спросил Монгол.

— Я — тот, кто исполняет ваши желания. Но для тебя гораздо важнее вопрос, кто ты?

— Я человек! — расправил плечи Сергей.