Реанимация

Спустя два часа после травмы. Он был холодный как селедка. Думали, надолго впал в кому. А потом… Андрей впервые отвлекся от блокнота и внимательно посмотрел на собеседника.

— Он встал, ночью. Хотел пойти домой. Еле остановили. Мы разобрались, что к чему дня через три. Девчонка все боялась, что привлекут, но обошлось. Все были очень встревожены, институт гудел как улей. Ведь если предположить, что мы нашли вакцину от смерти, это откроет немыслимые, фантастические горизонты для современной медицины. Да вы только представьте, какие возможности для смертельно больных, инвалидов, людей с опасными условиями труда. Это идеальный препарат для реанимации. Но оставалось совершенно не понятно, как он работает. Короче, после того товарища «Амброзию» мы очень долго вводили только мышам.

Андрей отложил блокнот.

— Полагаю, без особого успеха?

— Совершенно верно.

— Они умирали?

Впервые сквозь непроницаемую маску профессионализма на лице Панкратова проступила растерянность.

— Они складывались внутрь.

— Он легонько хлопнул в ладоши.

— Пух! Как бумажные пакеты. Как шарики. С громким таким хлопком.

— Почему?

Василий Дмитриевич ковырнул поверхность стола ногтем.

— Потому что были живыми. Звучит странно, но как раз ничего удивительного здесь нет. Наоборот, все очень даже логично. Все дело в энтропии. «Амброзия» каким-то образом останавливает распад, превращает хаос обратно в порядок. Полное надругательство над вторым законом термодинамики, но это факт. И если препарат поворачивает процесс умирания вспять, то что же он сделает с живым организмом?

Андрей попытался представить. Не вышло.

— На мертвых мышах не пробовали?

— Я не хочу об этом говорить.

Андрей заинтересовался:

— Что-то получилось?

Ответом ему был ледяной взгляд из-за дымчатых очков.

— А потом вы попытались во второй раз, с людьми.

— Да. Был перелом основания позвоночника. Никаких шансов. Парня могло спасти только чудо. И мы ввели ему полтора куба «Амброзии».

— Успешно?

— Относительно. Он все равно умер, но гораздо позже. Мы тогда не учли потерю крови и шок. Стыдно признаваться, но медицина строится на горьком опыте множества ошибок.

— Научный поиск?

— Ну да, ну да.

Они побеседовали еще примерно с час. Пожимая на прощанье руку Панкратову, Андрей сказал:

— Это будет эксклюзив.

— Не сомневаюсь.

— Не подскажете, где тут туалет?

— Прямо по коридору, потому налево, там увидите. Выход сможете найти?

— Да, вполне. Спасибо, Василий Дмитриевич.

— Всего.

Андрей вышел в коридор. Насвистывая, прогулялся по корпусу, запоминая расположение палат и кабинетов. Осмотрел план здания, эвакуационные выходы. Сделал пару снимков. И только после этого зашел в туалет. Кто-то с кряхтением возился в кабинке. Пока Андрей делал свои дела, дверь снова хлопнула.

За секунду до удара шестое чувство завопило об опасности, но было слишком поздно.

По ромбам света на стене плясали тени веток. Это было первое, что увидел Андрей, когда очухался. Адская боль из затылка почему-то отдавалась в подбородке. Андрей попытался встать, но не смог — туловище было привязано к больничной койке. Он лежал в палате. Рядом, на соседних койках находился кто-то еще. Андрей застонал и понял, что рот ему заткнули тряпкой, явно не первой свежести. Подавив рвотный позыв, он попробовал расслабить веревку. Тянулись минуты, он вспотел, тяжело дышал, но смог лишь слегка выпростать левую руку.

Потом что-то справа зашевелилось. Андрей замер. Движение прекратилось. Вдруг парня охватило чувство ни с чем не сравнимого, необъяснимого, дикого ужаса. Он медленно повернул голову. В постелях лежали больные. Было слышно посапывание. Кто-то всхрапнул. Андрей хотел отвернуться, но что-то привлекло его внимание. Он долго вглядывался в темноту, но, сколько ни напрягался, не мог понять, что видит. На постели падал ровный серебристый свет от фонарей с автостоянки. И приглядевшись повнимательнее, Андрей увидел.

Все пациенты лежали с открытыми глазами.

Андрей слышал о таких вещах. Читал о лунатизме, сомнамбулизме, но при виде людей, лежащих в кроватях в одинаковых позах, глубоко сопящих и смотрящих немигающим взором в потолок, стало как-то не по себе. В этом было нечто неправильное, фундаментально неверное, так не бывает с нормальными людьми.

Снова шорох. Стараясь унять колотящееся под горлом сердце, Андрей чуть вытянул шею.

На одной койке у противоположной стены под капельницей лежал древний старик. Его кадык дергался, как поршень, всклокоченные волосы торчали в разные стороны. Распахнутые глаза пялились в потолок. Но смущало не это. Старик выставил тощие руки прямо перед собой, так что те торчали двумя палками с крючками-пальцами на концах.