Молот

Еле различимые вдали фигуры мотоциклистов молнией расстегивали одежду пустыни, неторопливо вспарывая ее брюхо. Я с напряжением следил, не повернут ли они в нашу сторону. Когда их группа через пятнадцать минут скрылась за небольшим холмом, мое тело все еще дрожало от волнения. Уверенности в том, что они не вернутся, не было.

Через час я спустился со смотровой площадки и, напряженно вслушиваясь в звуки округи, аккуратно пошел обратно. На всякий случай машина была отогнана на задний двор, который из наших окон отлично просматривался, а дверь в квартире закрыта на два замка.

Но сегодня все мысли были о другом.

— Котенок, мы уезжаем. Собирай быстрее все вещи… что тебе нужно. Куклы, карандаши, там… я не знаю… Помогай папе.

Мира начинает бегать по комнате, видимо зараженная моим страхом и в точности повторяет часть моих движений, дергаясь, то в одну, то в другую сторону. К счастью она не хнычет, и послушно достает свои игрушки из-под кровати и кладет в сумки. Ее и мои документы, спрятанные на верхушке шкафа, отправляются в задний карман брюк.

— Все? Ничего не забыли? — я озираюсь по сторонам.

— Ты точно ничего не забыла?

— Неть — Мира спокойно и внимательно смотрит на меня снизу вверх своими большими голубыми глазами.

Я провожу ребром ладони по ее лбу и говорю усталым голосом:

— Ох, неть, неть… Прости меня, милая, что нам опять приходится переезжать. Все никак не заживем спокойно. Ничего. Вот увидишь, все будет хорошо. Через денек другой проедем границу, и я куплю тебе самую большую и красивую куклу. Много сладкой воды, сахарной ваты, пряников. Что захочешь, — то и куплю. Да, ты и так мне почему-то никогда не жалуешься… Главное не переживай.

— А я и не переживаю.

— Ну и умница.

Связка ключей звенит в руке. Мы выбираемся на лестничную площадку и закрываем за собой дверь.

Во дворе как всегда пусто. Я открываю крышку багажника, компактно укладываю вещи и сажусь за руль. Мира запрыгивает на заднее сиденье. С утра еще прохладно и меня успокаивающе обдувает ветер. Как можно тише проехав мимо гаражей, мы останавливаемся возле закрытых ворот. Не выключая мотор, я выхожу и открываю по очереди каждую створку.

За воротами мой любимый скупой пейзаж: голубой лоскут неба, давящий линией горизонта на белое полотно пустыни. Ничего лишнего. Как только мы выезжаем, я останавливаю машину.

Бензин.

Канистра с бензином осталась на тумбочке. Без нее можно застрять через пятнадцать минут езды. Самое главное, ради чего мы чуть не погибли, — так глупо забыто. Каждая капля на счету и раскидываться ими непозволительная роскошь — мне ничего не остается, как пешком вернуться за канистрой назад.

— Посиди здесь пару секунд — снимая ремень безопасности, говорю я Мире.

— Сейчас заберу кое-что и вернусь.

Я громко хлопаю дверью и быстрой походкой устремляюсь обратно к дому, в котором мы жили. Дорога в неизвестном направлении, прочь из этого места, обещает быть долгой и неинтересной. С перекошенными знаками и плохо уложенным асфальтом.

Вновь наша квартира на четвертом этаже. Бензин наглым образом находится именно на тумбочке.

Подходя к воротам, я вдруг замечаю, брошенный возле них мотоцикл.

Мой взгляд упирается в мужскую фигуру стоящую рядом с машиной. Я с ужасом осознаю, что оставил дочь совсем одну. Через мгновение этот странный тип несколько раз взмахивает каким-то предметом похожим на кусок трубы и рвется внутрь салона. Громкий визг Миры режет меня изнутри. Я на ходу бросаю канистру, хватаю первый попавшийся камень и бью уродца в шею. Увидев, что он подкосился, ударяю его, что есть силы, в челюсть. Пытаюсь свалить его, чтобы он был не в силах встать, и яростно разрушаю его лицо, пока оно не превращается в кашу из показавшегося красного мяса и кожи. Закончив с ним, я мигом встаю и подбегаю к Мире, которая замерла лежа на песке и руками обхватываю сзади ее голову и спину. Из затылка течет кровь. Моя левая ладонь вся влажная.

— Мирочка, Мира… Рот дочки остался открытым, запомнив страх и боль в момент ударов, а ноги завалились на бок. Я бросаюсь к машине и достаю аптечку. Аптечка оказывается полупустой. В бешенстве выплевываю маты, мечусь, не зная, за что браться в первую очередь. Вспоминаю, что ничего не соображаю в препаратах и стараюсь сделать хоть что-нибудь.

— Мирочка, пожалуйста, поговори со мной… Я обреченно смотрю, как бледные руки Миры вянут с каждой секундой, постепенно теряют остатки воли. Как ее глаза, все еще наполненные внутренним светом, словно в стекле отражают проплывающие сверху облака, окончательно застывая преданностью и пониманием.

— Пожалуйста, прошу тебя, пожалуйста… Кровь не останавливается. Мира умирает беззащитным цветком, сбрасывает лепестки один за другим. Я срываюсь на слезы и безостановочно рыдаю. Я кричу сквозь нее.