Вопль

— Вспомнил свой вчерашний сон.

Он медленно, словно рисуя фигуры, водил ножом по пластиковой доске для резки. Потом начал механически чистить моллюсков.

— Что тебе снилось? — мой голос в полупустом помещении, как будто звучал со стороны.

— Женщина. Мне снилась женщина, она шла по улице, и я увязался за ней. У нее были кожаные до самых колен сапоги и ослепительно-белый плащ, со спины она выглядела очень сексуально, мне хотелось увидеть ее лицо. Она очень быстро, летя, передвигалась по переулкам, я бы не бегал за ней, если бы не проклятая мысль, что женщин тут не может быть; или я полуспал или осознание нашей реальности не отпускает меня даже во время самого глубокого сновидения. Я долгое время бежал не мог приблизиться, но когда мне это удалось, я схватил ее за белый рукав и… раздался дикий, пронзительно-оглушающий вопль. И я проснулся! Был еще не очень поздний вечер, все часы в моей коллекции показывали начало одиннадцатого.

— Это было то самое время… — Значит, мне не приснилось. Я чуть с ума не сошел, таким он был громким.

— И ты ничего не сделал?

— А что я должен был сделать? Я не знал — на самом ли деле он звучал? Переться в это время на улицу, тем более услышав такой крик?

— Но ты ведь так мечтаешь о женщине, а тут выпал реальный шанс. Пришел бы к ней на помощь и стал героем со всеми «вытекающими» и втекающими, — попытался сострить я.

Он снисходительно посмотрел на меня.

— А ты, почему не пошел?

— Сезонная апатия, — выдохнул я.

— Эти чертовы туманы и слякоть сильно влияют на меня. Летом я делаю то, что не делаю зимой, весной я делаю то, что никогда обычно не делаю, а осенью я не делаю ничего. Я потом жалел, что не пошел, и даже знал, что буду жалеть, но в тот момент я пошевелится не мог.

— А я бы не пошел в любом случае — сказал Антон.

— Может быть мне преувеличилось во сне, но это был предсмертный вопль, я даже не знаю какая боль могла быть при этом испытана, какой орган поврежден… — Меня больше интересует не то, какая была боль, и кто кричал, а то, что вызвало этот вопль. Ночная жертва скорей всего мертва, а эта тварь где-то бродит и может нам угрожать.

Мы ели жареные мидии и о крике старались больше не говорить. Лишь к вечеру, когда расстались возле моей парадной, Антон сказал, что надеется больше не услышать ничего похожего на тот ночной вопль.

Я отнесся к его словам с долей иронии, а на следующий день, у него в гостях, сказал, что снова его слышал.

— Где? — резко спросил он, и получил ответ, который вряд ли ожидал услышать.

— У меня дома.

Недоверчивость отразилась на его лице… — Она была у тебя… Ну, как? Как такое может быть? Что за ерунду ты городишь?! — неожиданно взорвался он.

— Он теперь живет у меня.

— Ты сказал «он»? Он? Так это не женщина, а мужчина? Вполне возможно; — он большим пальцем задумчиво потер переносицу, — ведь мы даже готовы были поверить, что кричал вовсе не человек.

Мой друг нахмурил лоб, то ли соображая, как это я могу жить с мужчиной, то ли думая, что я его разыгрываю.

— Кто это? Ты узнал, откуда он появился и из-за чего так орал тогда ночью?

— Антон, я сказал он, не имея в виду человека. Это не человек, не живое существо. Это вопль.

Он уставился на меня, как на сумасшедшего, а я поведал о том, как снова услышал этот вопль на своей кухне.

— Сегодня утром я порезался, когда чистил картофель. Мою боль продублировал чужой крик. Сам я лишь вскрикнул, а настоящий, оглушительный крик прозвучал из угла кухни, где кроме швабры и ведра с водой ничего не было.

Я думал — мне это показалось. Кровь полилась из пальца, и я через боль ощущал реальность. Но как такое могло быть? Я был зол на себя, так как считал себя виноватым в этой галлюцинации; хотя организм свой до этого состояния никоим образом не доводил — я не злоупотребляю ни спиртным, ни наркотою.

Откуда мог взяться этот крик, эхо которого продолжало звучать в моем сознании?

В своем безумном гневе я замахнулся ножом на левую ладонь и уже готов был опустить острие на руку, как услышал… Меня вновь как громом поразил крик. И я остановился.

Этот крик не был тем услышанным ночью воплем, он был заметно слабее. Я ничего не понимал, но чувствовал, что если ударю себя по руке, его сила от моей реальной боли многократно возрастет; он будет греметь даже сильнее, чем той ночью; я оглохну от этого вопля.

— Этого не может быть, — не поверил мне мой друг.

Когда мы расставались, я даже думал, что он обиделся. Но следующий день объединил нас. Во второй половине дня Антон постучал в мое окно. Я лежал на железной кровати, руками обхватив прутья за головой и от неожиданности меня передернуло. С потолка раздался испуганный крик, не очень громкий, но мне хватило и его; мурашки на моей коже стали острыми как иголки и могли бы порвать рубашку с майкой.