18 мин, 58 сек 13075
Тут он справился о степени моей веры в колдовство, после чего будто запнулся и замолк. Вертикальная складка умственного напряжения сомкнула его брови.
Подождав немного, я спросил:
— А при чем тут колдовство?
Паша всё ещё маялся. Он, видимо, не знал, как начать.
— Знаешь, что, — сказал он, — я тебе просто расскажу, как всё было, а потом ты мне скажешь, что сам об этом всем думаешь. Лады?
— Лады, — согласился я, увидев в его глазах непонятную мне тревогу.
— Словом, так, — начал он, — в тот день они ввалились ко мне в квартиру. Тёща, с ней еще был сожитель ее, и грузчики. «Мы, — говорит, — пришли забрать наши вещи». Они дарили нам на свадьбу гарнитур, холодильник и диван. Ну, вот она и говорит: «Мы пришли, — короче, — чтобы всё это забрать». Меня зло, конечно, взяло — они нагло так вошли, не звонили, дверь Надькиными ключами открыли — но я говорю: «Забирайте, раз ваши». Сам на кухню пошел, чтобы не сорваться, не наговорить ей чего лишнего. Она ж, ведьма, за каждое слово может привлечь. Короче, ушел, смотрю в окно. А там КАМАЗ такой, здоровенный, рычит. И грузчиков — ну, человек шесть-восемь, не меньше. Я как взбесился. Мне выпить сразу захотелось. А денег нет. Смотрю, сумка ее в прихожей стоит. Я раз — взял ее и на кухню, давай рыться. Думаю — «обезжирю» тебя, курва, по-живенькой, пока ты там в комнатах командуешь. В общем, нашел кошелёк, разжился стольником, но это не главное. Знаешь, что там, в сумке, я ещё увидел?
Сделав многозначительную паузу, паша с вызовом поглядел мне в глаза. Что он мог там увидеть я, конечно, не знал и поэтому просто пожал плечами.
— Куриную лапу! — выпалил Паша, видимо, сведеньем этим желая меня огорошить.
— Ну-ты?
— Понимаешь, у нее в сумке, в платок завернутая, лежала грязная куриная лапа! Это при ее-то чистоплотности?! Я тогда не понял ничего. Удивился — слов нет! Но не подумал, что всё затевалось-то против меня. Пошел, дурак, на улицу бухать с мужиками. Чёрт! Да если бы я знал тогда, да разве ж бы хоть шаг из дома сделал! Пошёл, дурак, бухать… Вернулся он поздно. Долго возился, отпирая замок. Вошел в квартиру и ахнул: из вещей остались лишь старый черно-белый телевизор да журнальный столик. От злости и бессилия Паша упал на колени и заплакал. Он колотил руками по полу, крупные градины пьяных слёз катились по небритым щекам. И летели во все стороны яростные ругательства, отражаясь от голых стен.
Спустя полчаса Паша, устав плакать, повалился на пол. Глубокий алкогольный сон сковал его изможденный организм.
— Где-то часа в четыре ночи я проснулся.
— Продолжил Паша, осушив стакан и выререв рукавом губы.
— Мне приснился кошмар про то, как чья-то рука пытается мне из груди вырвать сердце. Я проснулся — сердце действительно еле билось. Я думал — приступ, думал, что умираю. Но, ничего, отошел потом. Хотел встать, попить и тут впервые услышал эти звуки. Знаешь, как будто кто-то скребется или ходит в квартире. Я замер, прислушался. Тонкий-тонкий звук такой, как коготками кто по полу цокает. Перейдет с одного места на другое и замрёт, стоит мне шевельнуться, чтобы посмотреть, откуда идут звуки. Что-то так мне не по себе стало. Я долго так сидел, прислушиваясь. Иногда мне казалось, что я звон в ушах, — знаешь, бывает такой от тишины, — за них принимаю. Иногда — что я, просто, еще до конца не проснулся.
Свет горел только в прихожей, и в сумраке комнат сложно было что-либо разглядеть. А шажочки эти, — то прекращаясь, то снова начиная звучать, — приближались. И тут Паша уяснил для себя еще одну вещь: куда бы он ни поворачивал голову, источник звука всегда оказывался у него за затылком. Волосы шевельнулись на голове. Он вдруг, как-то вмиг, разом не то, что вспомнил свой недавний кошмар, а тут же полностью погрузился в его ощущение. Словно и не просыпался вовсе!
И как сразу он не заметил, что размеры и форма комнаты неестественно искажены, чего не может быть наяву? Как не придал значение тому, что сразу по пробуждению не ощутил себя под защитой стен собственного жилища, а продолжал испытывать волнения жертвы? О, ужас! Теперь он не мог и пошевелиться! Беспомощность облепла тело ватным саркофагом. И шаги стали звучать явственней и уверенней. Так отчетливо. Так близко… Но некая неведомая прежде сила видать дремала в глубинах души на такой случай. Отчаянье включило резерв. Паша рванулся, раздирая путы слабости, и вскочил с пола. Под потолком вспыхнуло освещение.
Сердце ныло. Он стоял у стены, скрючившись от боли и задыхаясь. Рука держала клавишу выключателя. Чем более дыхание приходило в норму, тем явственней убеждался Паша, что ничего не было. Комната пуста. Пуста квартира. Никто не собирался угрожать его жизни, пока он спал. Желая окончательно убедиться в этом, он обошел комнаты, зажег свет везде. Это был всего лишь ночной кошмар — правда, двойной — вложенный один в другой, как матрёшка.
Подождав немного, я спросил:
— А при чем тут колдовство?
Паша всё ещё маялся. Он, видимо, не знал, как начать.
— Знаешь, что, — сказал он, — я тебе просто расскажу, как всё было, а потом ты мне скажешь, что сам об этом всем думаешь. Лады?
— Лады, — согласился я, увидев в его глазах непонятную мне тревогу.
— Словом, так, — начал он, — в тот день они ввалились ко мне в квартиру. Тёща, с ней еще был сожитель ее, и грузчики. «Мы, — говорит, — пришли забрать наши вещи». Они дарили нам на свадьбу гарнитур, холодильник и диван. Ну, вот она и говорит: «Мы пришли, — короче, — чтобы всё это забрать». Меня зло, конечно, взяло — они нагло так вошли, не звонили, дверь Надькиными ключами открыли — но я говорю: «Забирайте, раз ваши». Сам на кухню пошел, чтобы не сорваться, не наговорить ей чего лишнего. Она ж, ведьма, за каждое слово может привлечь. Короче, ушел, смотрю в окно. А там КАМАЗ такой, здоровенный, рычит. И грузчиков — ну, человек шесть-восемь, не меньше. Я как взбесился. Мне выпить сразу захотелось. А денег нет. Смотрю, сумка ее в прихожей стоит. Я раз — взял ее и на кухню, давай рыться. Думаю — «обезжирю» тебя, курва, по-живенькой, пока ты там в комнатах командуешь. В общем, нашел кошелёк, разжился стольником, но это не главное. Знаешь, что там, в сумке, я ещё увидел?
Сделав многозначительную паузу, паша с вызовом поглядел мне в глаза. Что он мог там увидеть я, конечно, не знал и поэтому просто пожал плечами.
— Куриную лапу! — выпалил Паша, видимо, сведеньем этим желая меня огорошить.
— Ну-ты?
— Понимаешь, у нее в сумке, в платок завернутая, лежала грязная куриная лапа! Это при ее-то чистоплотности?! Я тогда не понял ничего. Удивился — слов нет! Но не подумал, что всё затевалось-то против меня. Пошел, дурак, на улицу бухать с мужиками. Чёрт! Да если бы я знал тогда, да разве ж бы хоть шаг из дома сделал! Пошёл, дурак, бухать… Вернулся он поздно. Долго возился, отпирая замок. Вошел в квартиру и ахнул: из вещей остались лишь старый черно-белый телевизор да журнальный столик. От злости и бессилия Паша упал на колени и заплакал. Он колотил руками по полу, крупные градины пьяных слёз катились по небритым щекам. И летели во все стороны яростные ругательства, отражаясь от голых стен.
Спустя полчаса Паша, устав плакать, повалился на пол. Глубокий алкогольный сон сковал его изможденный организм.
— Где-то часа в четыре ночи я проснулся.
— Продолжил Паша, осушив стакан и выререв рукавом губы.
— Мне приснился кошмар про то, как чья-то рука пытается мне из груди вырвать сердце. Я проснулся — сердце действительно еле билось. Я думал — приступ, думал, что умираю. Но, ничего, отошел потом. Хотел встать, попить и тут впервые услышал эти звуки. Знаешь, как будто кто-то скребется или ходит в квартире. Я замер, прислушался. Тонкий-тонкий звук такой, как коготками кто по полу цокает. Перейдет с одного места на другое и замрёт, стоит мне шевельнуться, чтобы посмотреть, откуда идут звуки. Что-то так мне не по себе стало. Я долго так сидел, прислушиваясь. Иногда мне казалось, что я звон в ушах, — знаешь, бывает такой от тишины, — за них принимаю. Иногда — что я, просто, еще до конца не проснулся.
Свет горел только в прихожей, и в сумраке комнат сложно было что-либо разглядеть. А шажочки эти, — то прекращаясь, то снова начиная звучать, — приближались. И тут Паша уяснил для себя еще одну вещь: куда бы он ни поворачивал голову, источник звука всегда оказывался у него за затылком. Волосы шевельнулись на голове. Он вдруг, как-то вмиг, разом не то, что вспомнил свой недавний кошмар, а тут же полностью погрузился в его ощущение. Словно и не просыпался вовсе!
И как сразу он не заметил, что размеры и форма комнаты неестественно искажены, чего не может быть наяву? Как не придал значение тому, что сразу по пробуждению не ощутил себя под защитой стен собственного жилища, а продолжал испытывать волнения жертвы? О, ужас! Теперь он не мог и пошевелиться! Беспомощность облепла тело ватным саркофагом. И шаги стали звучать явственней и уверенней. Так отчетливо. Так близко… Но некая неведомая прежде сила видать дремала в глубинах души на такой случай. Отчаянье включило резерв. Паша рванулся, раздирая путы слабости, и вскочил с пола. Под потолком вспыхнуло освещение.
Сердце ныло. Он стоял у стены, скрючившись от боли и задыхаясь. Рука держала клавишу выключателя. Чем более дыхание приходило в норму, тем явственней убеждался Паша, что ничего не было. Комната пуста. Пуста квартира. Никто не собирался угрожать его жизни, пока он спал. Желая окончательно убедиться в этом, он обошел комнаты, зажег свет везде. Это был всего лишь ночной кошмар — правда, двойной — вложенный один в другой, как матрёшка.
Страница
2 из 5
2 из 5