Пожалейте меня живым

— Свеженького хочется… — Все эти истории довольно глупые, — Наташа зевнула.

— Не знаю, чего люди в них находят.

— Если бы ты сидела здесь одна, без допинга, и прислушивалась к каждому шороху, то поняла бы.

— Дурак ты, Лёша.

— Как знать.

Незадолго до рассвета, перед тем, как погрузиться в глубокий сон, Катька вышла из палатки по малой нужде, которая повлекла её в сторону от лагеря, где заросли орешника образовывали густую природную изгородь.

Спать хотелось почти непереносимо, и девушка не сразу поняла, что тревожило в предрассветных сумерках. Тревожило где-то на уровне подсознания. Тишина. Тишина, словно куполом накрывшая лагерь. Но сами по себе тишина и тревога не представляли ничего нового или особенного. Природа замерла перед восходом Солнца. Чертовски поэтично. Точка.

Однако тревога переросла в страх, и только на обратном пути Катька поняла причину — звуков не было совсем. Даже от шагов. Девушка специально наступила на сухую ветку — ничего. Словно вата в ушах.

После ветки её адреналиновым чудом перенесло в палатку, и вот она уже закрывает москитную сетку и полог и сворачивается клубком под Наташкиным боком… Всё как-то легче. Если не считать, что звука застёгивающейся молнии тоже не было слышно.

Но затем вместе с Солнцем на Катю навалился сон и уничтожил страх заодно с мыслями.

Уроки выживания. Младший класс.

Пятнадцать пар глаз заворожено смотрели на Учителя. Заворожено и испугано. Учитель вёл самый главный предмет. Оценки за незнания ставятся не в журнал. Они ставятся потом, когда ученики станут взрослыми и самостоятельными. Но и до этого хорошо бы дожить.

— Класс, повторим прошлый урок. Назовите три признака превосходства… Руки взметнулись вверх, выражая готовность к ответу.

— Э… первый?

Учитель указал на беловолосую девочку в крайнем ряду.

— Слух! Они слышат лучше нас!

— Очень хорошо. Второй?

— Зрение! — мальчик с последнего ряда.

— Они видят даже в темноте.

— Правильно. Третий?

— Они очень, очень быстрые. От них не убежишь, — сказал мальчик, сидящий у окна, и оглянулся.

— Так что нужно делать?

— Закрыть окна и двери и не открывать после темноты! — хором отчеканил класс.

Когда Катя проснулась, закатное солнце уже утонуло в реке. Позёвывая, она вышла под отцветающее небо.

Наташа что-то мешала в котелке.

— А где остальные?

— Лёша рыбачит. А парочке неразлучных вздумалось поплавать на лодке под Луной.

— Романтики, — с некоторой завистью пренебрежительно протянула Катя.

— Чего варишь?

— Кашу. Гречневую. С печёнкой.

— На фига?

— Вообще-то людям надо есть, если ты не забыла. Кстати, бутылочки охлаждаются в реке.

И, шваркнув в миску горку своего варева, Ната оббила ложку о край котелка и пошла к дальней палатке. А Катя — к реке, где за верёвочку вытянула тёмную, моментально запотевшую пластиковую бутылку.

Солнце утянуло за собой ночные кошмары, и они казались не более чем сном. А что есть сон?

Пытаясь решить этическую проблему чистить зубы или нет, Катька машинально отхлебнула из горлышка и тем самым поставила точку в этом вопросе. Что до сна… тут не поможет вся философия мира, поскольку она не более чем лукавство в надежде прогнуться под реальность, не теряя достоинства. Тем не менее, исходя из прошлой ночи и нынешнего глотка, девушка решилась на предварительный вывод: иногда сны лишь выражают наши скрытые страхи. И тут же сама собой сформулировалась идея следующей «страшной» истории — чтобы напугать до усрачки, достаточно ночью тихонько коснуться снаружи задней стенки палатки, куда обычно ложатся головой. А потом, минут через десять-пятнадцать, когда обитатели успокоятся, медленно и желательно беззвучно, потянуть за входную молнию… Резкий, громкий, отчаянный крик вспорол тишину поляны, насильственно отделяя явь от фантазии. Кому-то действительно было страшно.

Мысли шли прошлым, неторопливым шагом, а Катя, метнувшись через весь лагерь и невольно оторопев, смотрела как по ткани палатки, только изнутри, скользят Наташкины руки. Так делают мимы, имитируя твёрдую поверхность. Только мимы молчат. Тряхнув головой, Катька дёрнула полог и вытащила наружу подругу, которая от её прикосновения заорала ещё сильнее.

— Вот чёрт… Ты чего орёшь? Спятила? Перестань!

Надо бы отвесить пощёчину, но на это Катя оказалась не способной и поэтому лишь трясла орущую девчонку за плечи. Широко открытые глаза Наташи были пусты.

— Эй, опомнись, дура!

Ната моргнула и замолчала. Но лишь на мгновение.

— Катя?

— Нет, блин, Дед Мороз! Ты чего в каше-то? Обварилась?

— Я ослепла.

Дрожа, Наташа опустилась на траву.

— Совсем что ли?