Добавить в моё избранное
17 мин, 27 сек 12017
Сквозь маленькие окошечки под самым потолком едва пробивается солнечный свет, не давая замку полностью погрузиться во тьму. Зловещее карканье ворон эхом ударяется о стены, разносясь по мрачным коридорам. И горе тому, кто окажется запертым в этом жутком месте. Злые и голодные птицы, набросившись всей стаей, заклюют несчастного до смерти.
Но даже если какому-то счастливчику и удастся выбраться наружу, вряд ли он сможет убежать далеко или укрыться где-нибудь в безопасном месте. Кругом — бескрайняя пустошь с редким кустарником. С южной стороны замка на километры простирается глубокий овраг, заполненный серыми водами.
С давних времён замок был заброшен, и лишь с приходом к власти Овечкина это суровое здание стало использоваться для казни за особо тяжкие преступления: терроризм, измена Родине, применение насилия в отношении представителей власти и тому подобные.
Сам федеральный судья Пётр Галкин никогда не видел замка вживую, но фоторепортажи, снимки в Интернете и рассказы других людей давали о нём некое представление.
Он отлично помнил первого подсудимого, которого он туда отправил. Владелец канала «ПолисиТВ», внушавшего президенту Овечкину лютую неприязнь. Как дрожали руки Петра, когда он зачитывал несчастному обвинение в неуплате налогов и сотрудничестве с подпольными террористическими организациями! Голос с трудом ему повиновался. Особенно мучительным было осознание того, что все улики против подсудимого высосаны из пальца. Здравый смысл то и дело стучал в его мозгу молотком: вра-ки, вра-ки, не-верь, не-верь. Как будто не понимал, что и без него тошно!
Второй была известная журналистка, чьи статьи и политике властей на Северном Кавказе были для Овечкина что кость в горле. Отправленная в Воронье Гнездо по обвинению в терроризме, она ещё долго являлась Петру в ночных кошмарах.
Постепенно мучения прекратились. С каждым новым процессом его всё меньше била дрожь. Страшные сны беспокоили его всё реже, пока и вовсе не сошли на нет. В конце концов, мир жестокий, в нём каждый за себя, и выживает тот, кто умеет адаптироваться. Можно ли винить во всех смертных грехах того, кто всего лишь хочет выжить? И дурак тот, кто этого не понимает.
Машин на трассе было немного. Одно хорошо — пробок не будет, можно спокойно доехать до дачи. А там — за лопату и айда убирать снег. От Сашки с Ванькой пользы никакой — приедут, соберут урожай и уедут по домам, а ты, папаша, вкалывай и живи, как хочешь, на свою пенсию. А уж о внуках и говорить нечего. Нужна им эта дача, как телеге — пятое колесо! Им бы по дискотекам да по тусовкам бегать. Старуха оставалась единственной помощницей, да и та сейчас лежала дома с температурой.
Март в этом году выдался суровым. Ветры, снегопады, метели. Казалось, зима прилагала все мыслимые и немыслимые усилия, чтобы остаться в власти на целый год. Хорошо, хоть в эти выходные метеосводки сулят относительно спокойную погоду. Но этот ветрюга, дующий в стекло со всей мочи… Такое впечатление, что ещё чуть-чуть — и он начнёт выдирать с корнем голые деревья, переворачивать машины, сносить крыши с маленьких домиков, разбросанных вдоль дороги.
А ветер и впрямь разгуливался всё сильнее. Свист постепенно превращался в вой. Снежинки, с утра тихо падавшие на землю, всё больше взбивались в мутную вихревую кашицу. Дворники машины работали на полную мощность, но это мало помогало. И без того видимость становилась всё хуже и хуже.
«Эх, чёрт меня дёрнул потащиться на эту дачу!» — сокрушался Пётр Аркадьевич, нервно мотая седой головой.
Говорила же старуха: «Ох, Петь, прошу тебя, не езди. Предчувствие у меня». Но Пётр Аркадьевич в ответ только посмеялся. Теперь он, пожалуй, отдал бы всё на свете, лишь бы оказаться дома, под боком у сварливой Надьки, кушать приготовленный ею борщ, слушать её бабью болтовню… Буран тем временем усиливался, и вскоре разглядеть что-нибудь стало совершенно невозможно. Кругом — сплошная белая стена снега и ветра.
Ехать дальше было рискованно, и Петру Аркадьевичу пришло в голову, что будет лучше остановиться и переждать бурю.
Но машина, подгоняемая ветром, отнюдь не желала останавливаться. Напрасно бледный, перепуганный насмерть пенсионер изо всех сил давил на тормоз. Машина всё скользила вперёд — сперва по дороге, потом, пропустив поворот, съехала с обочины, а вскоре мчалась по заснеженному полю.
«Только бы не врезаться в дерево! Только бы не в дерево!» — мысленно повторял Пётр Аркадьевич, как заклинание, лихорадочно пытаясь вырулить вслепую.
Каждый раз, когда машина дёргалась в сторону, он вздрагивал, глаза его, и без того расширенные от ужаса, делались и вовсе похожими на блюдца. Ну, почему он не послушал Надьку, когда она говорила, что тормоза надо проверить?
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем бензин, наконец, закончился. Теперь можно было спокойно посидеть в машине, не опасаясь разбиться, и подождать, пока погодка успокоится, за что Пётр Аркадьевич от души возблагодарил Бога.
Но даже если какому-то счастливчику и удастся выбраться наружу, вряд ли он сможет убежать далеко или укрыться где-нибудь в безопасном месте. Кругом — бескрайняя пустошь с редким кустарником. С южной стороны замка на километры простирается глубокий овраг, заполненный серыми водами.
С давних времён замок был заброшен, и лишь с приходом к власти Овечкина это суровое здание стало использоваться для казни за особо тяжкие преступления: терроризм, измена Родине, применение насилия в отношении представителей власти и тому подобные.
Сам федеральный судья Пётр Галкин никогда не видел замка вживую, но фоторепортажи, снимки в Интернете и рассказы других людей давали о нём некое представление.
Он отлично помнил первого подсудимого, которого он туда отправил. Владелец канала «ПолисиТВ», внушавшего президенту Овечкину лютую неприязнь. Как дрожали руки Петра, когда он зачитывал несчастному обвинение в неуплате налогов и сотрудничестве с подпольными террористическими организациями! Голос с трудом ему повиновался. Особенно мучительным было осознание того, что все улики против подсудимого высосаны из пальца. Здравый смысл то и дело стучал в его мозгу молотком: вра-ки, вра-ки, не-верь, не-верь. Как будто не понимал, что и без него тошно!
Второй была известная журналистка, чьи статьи и политике властей на Северном Кавказе были для Овечкина что кость в горле. Отправленная в Воронье Гнездо по обвинению в терроризме, она ещё долго являлась Петру в ночных кошмарах.
Постепенно мучения прекратились. С каждым новым процессом его всё меньше била дрожь. Страшные сны беспокоили его всё реже, пока и вовсе не сошли на нет. В конце концов, мир жестокий, в нём каждый за себя, и выживает тот, кто умеет адаптироваться. Можно ли винить во всех смертных грехах того, кто всего лишь хочет выжить? И дурак тот, кто этого не понимает.
Машин на трассе было немного. Одно хорошо — пробок не будет, можно спокойно доехать до дачи. А там — за лопату и айда убирать снег. От Сашки с Ванькой пользы никакой — приедут, соберут урожай и уедут по домам, а ты, папаша, вкалывай и живи, как хочешь, на свою пенсию. А уж о внуках и говорить нечего. Нужна им эта дача, как телеге — пятое колесо! Им бы по дискотекам да по тусовкам бегать. Старуха оставалась единственной помощницей, да и та сейчас лежала дома с температурой.
Март в этом году выдался суровым. Ветры, снегопады, метели. Казалось, зима прилагала все мыслимые и немыслимые усилия, чтобы остаться в власти на целый год. Хорошо, хоть в эти выходные метеосводки сулят относительно спокойную погоду. Но этот ветрюга, дующий в стекло со всей мочи… Такое впечатление, что ещё чуть-чуть — и он начнёт выдирать с корнем голые деревья, переворачивать машины, сносить крыши с маленьких домиков, разбросанных вдоль дороги.
А ветер и впрямь разгуливался всё сильнее. Свист постепенно превращался в вой. Снежинки, с утра тихо падавшие на землю, всё больше взбивались в мутную вихревую кашицу. Дворники машины работали на полную мощность, но это мало помогало. И без того видимость становилась всё хуже и хуже.
«Эх, чёрт меня дёрнул потащиться на эту дачу!» — сокрушался Пётр Аркадьевич, нервно мотая седой головой.
Говорила же старуха: «Ох, Петь, прошу тебя, не езди. Предчувствие у меня». Но Пётр Аркадьевич в ответ только посмеялся. Теперь он, пожалуй, отдал бы всё на свете, лишь бы оказаться дома, под боком у сварливой Надьки, кушать приготовленный ею борщ, слушать её бабью болтовню… Буран тем временем усиливался, и вскоре разглядеть что-нибудь стало совершенно невозможно. Кругом — сплошная белая стена снега и ветра.
Ехать дальше было рискованно, и Петру Аркадьевичу пришло в голову, что будет лучше остановиться и переждать бурю.
Но машина, подгоняемая ветром, отнюдь не желала останавливаться. Напрасно бледный, перепуганный насмерть пенсионер изо всех сил давил на тормоз. Машина всё скользила вперёд — сперва по дороге, потом, пропустив поворот, съехала с обочины, а вскоре мчалась по заснеженному полю.
«Только бы не врезаться в дерево! Только бы не в дерево!» — мысленно повторял Пётр Аркадьевич, как заклинание, лихорадочно пытаясь вырулить вслепую.
Каждый раз, когда машина дёргалась в сторону, он вздрагивал, глаза его, и без того расширенные от ужаса, делались и вовсе похожими на блюдца. Ну, почему он не послушал Надьку, когда она говорила, что тормоза надо проверить?
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем бензин, наконец, закончился. Теперь можно было спокойно посидеть в машине, не опасаясь разбиться, и подождать, пока погодка успокоится, за что Пётр Аркадьевич от души возблагодарил Бога.
Страница
2 из 5
2 из 5
