Карамель

— А сейчас смотрите на экран, — сказала она воодушевлённо.

— Я уже сбросила несколько килограмм, смотря это видео. Недавно и бабушку научила. А ты всё не хочешь.

Она нашла на каком-то сомнительном сайте ролик с заглавием: «Посмотри и сбрось 10 килограмм за неделю!» Витя вышел из комнаты. Он знал, что сейчас начнётся. Отвратительный мигающий фон со страшными картинками и оскорбительными надписями. Один раз краем глаза он увидел, как в этом видео мелькнули фотографии трупов — мертвецы с выпученными глазами и вскрытыми тучными животами, полными червей. Второй раз смотреть такое он не хотел. Возможно, когда он повзрослеет, его отношение к подобному изменится, но пока даже думать о чём-то подобном было жутко до сумасшествия.

Он сидел и с неохотой попивал чай, когда на кухню вернулась мама. Она потрепала его по головке, весело вздохнула и произнесла:

— Пойду, солёных огурчиков открою.

Она удалилась в ванную комнату, где располагалась полка с соленьями. Раздался грохот и звон стекла. Заволновавшись, Витя бросился туда.

Табуретка лежала на полу. Рядом, по всему полу раскинулись округлые осколки трёхлитровой банки и красные, как бант девочки, помидоры. Мама сидела в луже рассола. Одна из её стройных ножек была переломана, кровоточащая кость выпирала сквозь порванное мясо. Продолжая улыбаться, она посмотрела на сына:

— Ой, кажется, я разбила банку.

Он чуть не упал в обморок, но дедушка схватил его за плечи. Бабушка выглянула из-за его спины, охнула и побежала звонить в «скорую».

— Дедушке стало хуже.

— А как же ты, мама?

— А, само заживёт! — рассмеялась она и потрепала его по волосам. Вите был противен запах гнили, который шёл из раны на её ноге. Её даже не забинтовали. Просто перевязали толстой проволокой, чтобы нога сохраняла хотя бы приблизительную форму, но рваные куски плоти продолжали свисать. Впрочем, кровь уже не текла.

Из комнаты дедушки вышел врач. Из-под шапочки виднелись непослушные рыжие локоны. Белый халат, перчатки и даже повязка на лице, которую он никогда не снимал, перепачкались в розовато-алых разводах.

«Это карамель», — пытался обмануть себя мальчик, но не мог.

— Что с дедушкой?

— Ему нужно ещё немного полежать, — ответил доктор дурным голосом.

— Не беспокойте его. До свидания.

— До свидания, — прихрамывая (обломки костей с хрустом тёрлись друг об друга), мама закрыла за врачом дверь.

— Ну, что, Витя, спокойной ночи. А завтра просыпайся пораньше, переделаешь задачки по математике.

Пытаясь не думать о плохом, он вернулся в свою комнату, залез под одеяло и накрылся с головой.

Он попытался отвлечься, вспомнить ту таинственную девочку, но сердце защемило в груди с новой силой. Чувство вины — едва уловимое солнечным днём — в тени ночи набрало силу, разрослось, подобно спруту охватило щупальцами весь мир. Оно душило его, накладываясь на другие события, и всё это сводило с ума. Ему хотелось кричать, но он не мог издать ни звука.

Из коридора послышался шум. Шаркающие шаги дедушки стали ещё тяжелее, чем раньше. Приоткрылась дверь. Витя выглянул из-под одеяла… и увидел на фоне квадратного проёма, наполненного блеклым светом, чёрный силуэт.

Запахло гнилью, кровью и медицинским спиртом.

О дверь заскреблось что-то металлическое.

Устрашающая, шатающаяся фигура с хрипом выдыхала смрадный воздух. Из руки, той, что он держал дверь, была вырвана кисть. С неестественно короткого обрубка свисали лохмотья. Меж них в плоть входил железный штырь, на другом конце которого чернел крюк, скребущий деревянную поверхность.

То, что когда-то было дедушкой («Пожалуйста, пусть это будет монстр из мира тьмы, пришелец, кто угодно, только не деда!»), опасно шатаясь, развернулось. Из округлого живота торчало что-то, напоминающее… что-то… о чём лучше не думать.

Оно вошло в спальню, и запах разложения стал ещё невыносимее. Дверь закрылась, и теперь то ли улыбающийся, то ли корчащий гримасу боли, как то жутковатое лицо на площадке, он был освещён отблесками с улицы. Крюк захрустел по столу, сметая тетради.

Мальчик отодвинулся к стене. Он не мог отвести взгляда от монстра. Тошнота дикой болью сжала желудок. Из глаз капали слёзы.

Из отвратительного, частично заштопанного живота торчал моток кишок. Гной капал на линолеум с тихими шлепками. Старик закатил глаза и издал отвратительный утробный вой.

Крюк упёрся в кровать и продавил матрас, заставляя Витю соскользнуть ближе к уродливому созданию. Остриё железки впилось в одеяло и с хрустом его проткнуло. Другой рукой, чуть не рухнув на пол, дед снял рваную ткань и потянул её, накрывая внука, как делал это несчётное число раз.

Витя, рыдая, смотрел на неуклюжее, жуткое чудовище, уходящее из комнаты. Больше забираться под одеяло не хотелось, ведь на нём чернели отвратительно пахнущие пятна.