В своих мечтах я вижу блеклый рассвет. Он загорается в самой отдаленной точке горизонта, окрашивая небесную гладь в розоватые оттенки. Все увереннее скрывает собою звезды, вкрадчиво обступает сияющий серебром месяц, заполняет мир яркими красками. Словно рыцарь в багровом плаще, от подола которого исходят едва заметные лучи солнца, изгоняющие тьму.
Добавить в моё избранное
17 мин, 52 сек 12773
Рассвет, рассвет, рассвет… Как же я хочу еще раз узреть твои таинства, сидеть перед окном до раннего утра, взирая в небо и надеясь заметить первый миг твоего появления. Я хочу, чтобы ты снова отразился в моих глазах смутно заметной полосой, а затем позволил прочувствовать каждый момент, означающий рождение чего-то нового, прежде неизведанного; того, что никогда не повторится.
Прости, что предал тебя.
Это случилось несколько месяцев назад. К счастью, память подвела меня лишь однажды, а значит, я смогу записать все с присущей мне педантичностью, пусть даже это будет похоже на бред безумца, изливающего свои фантазии на чистый лист.
Стояла поздняя осень. Пора желтых и оранжевых листьев, устилающих мерзлую землю. Мелкий дождик мерно постукивал по подоконнику. Послеобеденный час спокойствия и уединения.
Я сидел в кресле, пил чай и читал газету, как раздался короткий звонок в дверь. Потом еще один. Пришлось подняться и отложить все на небольшой деревянный стол. Оказавшись возле двери, я прокрутил замок и потянул ручку на себя. В глазок смотреть не было необходимости.
Мой друг стоял в насквозь провонявшем дешевыми сигаретами подъезде. Каждая морщина на его лице говорила о невероятной печали, постигшей этого лысеющего мужчину. Под глазами синели огромные мешки. Он тяжело дышал после подъема по ступенькам, а я ясно чувствовал, что к вони сигарет добавился еще и запах алкогольных паров. Хотя больше его ничего не выдавало. Уверенной походкой он протиснул свое массивное тело сквозь дверной проем и, столь же уверенно, сел на табурет в комнате.
Около минуты мы молчали. Он разглядывал комнату, словно видел её впервые, а я допивал горьковатый чай.
— Я видел его ночью. Он мне приснился. Звал меня, — сказал он, отдышавшись.
Надежда слышалась в его голосе. Граничащая с отчаянием, натянутая, будто канат. Мне не оставалось ничего, кроме как перерезать её ножом своих слов.
— Это лишь сон.
Его красные, маленькие, направленные в одну точку глаза заблестели. Он отвернулся к окну, а затем сказал дрожащим голосом:
— Хочу сходить туда. Еще раз, последний.
Мои веки опустились, я вздохнул, прекрасно понимая, что это значит.
— Хотя бы тело найдем. Похороны устроим… Как положено, — добавил он.
— Когда нас было двадцать мы не нашли ничего, даже зацепки. Я знаю, тебе тяжело и упаси Господь кому-нибудь пережить то же самое, что пережил ты. Но надо справиться с этим.
— Я переживу. Просто мне надо убедиться. Последний раз, — теперь он смотрел прямо в мои глаза.
Последний раз. Наркоман подносит иглу к вене, курильщик с наслаждением заполняет свои легкие никотином, алкоголик покупает еще одну бутылку, неверный муж снова и снова возвращается к соблазнительной любовнице — как часто они убеждают себя в том, что очередной раз — определенно последний? Правда в данном случае речь шла не о вредных привычках.
Тем не менее, я согласился. И буду лжецом, если скажу, что не преследовал личные цели.
Я приехал в шахтерский посёлок Яркий около четырех лет назад. Мой отец проработал тут всю свою жизнь, но до пенсии не дожил, получив неоперабельный рак мозга. Мать ушла от него, когда мне было семь лет, и больше я её не видел. Работать, само собой, он уже не мог, а значит, всю ответственность в уходе за ним я принял на себя. На тот момент я уже закончил один из столичных университетов и вышел в свободное плаванье с дипломом геолога, тщетно пытаясь найти работу. Когда до меня дошла весть об отце, я тут же приехал в этот город, где жизнь шла неспешно, а люди хоть и отличались суровостью, но были достаточно приветливы. Мне не оставалось ничего кроме как устроиться на местную угольную шахту, дабы хоть как-то облегчить страдания родственника и обеспечить его всем необходимым.
Со временем я привык к тяжелому физическому труду и завел дружбу со многими здешними жителями. В том числе и с Андреем, сидевшим в тот день напротив меня полным мужчиной с печальными глазами. Он искренне интересовался моей учебой в столице, да и сам оказался довольно образованным человеком, пусть даже разница в возрасте у нас была ощутимая. Работал стволовым, поднимал и опускал шахтеров в места добычи угля на своеобразном лифте, именуемом клетью. Достаточно простая в физическом, но сложная в моральном плане работа: только попробуй на пару минут задержать озлобленных шахтеров, желающих попасть домой с шестичасовой смены. Однако отпор он давать умел и по витиеватости речи мог поспорить с любым работягой.
Отец умер в феврале 1998 года. В посёлке меня больше ничто не держало, но я решил поработать еще некоторое время. Мне казалось, что вернувшись в столицу я все равно не найду себе занятия и откладывал момент переезда до последнего.
Через полгода шахту закрыли. Нерентабельность — именно так звучала главная причина. Но было еще что-то.
Прости, что предал тебя.
Это случилось несколько месяцев назад. К счастью, память подвела меня лишь однажды, а значит, я смогу записать все с присущей мне педантичностью, пусть даже это будет похоже на бред безумца, изливающего свои фантазии на чистый лист.
Стояла поздняя осень. Пора желтых и оранжевых листьев, устилающих мерзлую землю. Мелкий дождик мерно постукивал по подоконнику. Послеобеденный час спокойствия и уединения.
Я сидел в кресле, пил чай и читал газету, как раздался короткий звонок в дверь. Потом еще один. Пришлось подняться и отложить все на небольшой деревянный стол. Оказавшись возле двери, я прокрутил замок и потянул ручку на себя. В глазок смотреть не было необходимости.
Мой друг стоял в насквозь провонявшем дешевыми сигаретами подъезде. Каждая морщина на его лице говорила о невероятной печали, постигшей этого лысеющего мужчину. Под глазами синели огромные мешки. Он тяжело дышал после подъема по ступенькам, а я ясно чувствовал, что к вони сигарет добавился еще и запах алкогольных паров. Хотя больше его ничего не выдавало. Уверенной походкой он протиснул свое массивное тело сквозь дверной проем и, столь же уверенно, сел на табурет в комнате.
Около минуты мы молчали. Он разглядывал комнату, словно видел её впервые, а я допивал горьковатый чай.
— Я видел его ночью. Он мне приснился. Звал меня, — сказал он, отдышавшись.
Надежда слышалась в его голосе. Граничащая с отчаянием, натянутая, будто канат. Мне не оставалось ничего, кроме как перерезать её ножом своих слов.
— Это лишь сон.
Его красные, маленькие, направленные в одну точку глаза заблестели. Он отвернулся к окну, а затем сказал дрожащим голосом:
— Хочу сходить туда. Еще раз, последний.
Мои веки опустились, я вздохнул, прекрасно понимая, что это значит.
— Хотя бы тело найдем. Похороны устроим… Как положено, — добавил он.
— Когда нас было двадцать мы не нашли ничего, даже зацепки. Я знаю, тебе тяжело и упаси Господь кому-нибудь пережить то же самое, что пережил ты. Но надо справиться с этим.
— Я переживу. Просто мне надо убедиться. Последний раз, — теперь он смотрел прямо в мои глаза.
Последний раз. Наркоман подносит иглу к вене, курильщик с наслаждением заполняет свои легкие никотином, алкоголик покупает еще одну бутылку, неверный муж снова и снова возвращается к соблазнительной любовнице — как часто они убеждают себя в том, что очередной раз — определенно последний? Правда в данном случае речь шла не о вредных привычках.
Тем не менее, я согласился. И буду лжецом, если скажу, что не преследовал личные цели.
Я приехал в шахтерский посёлок Яркий около четырех лет назад. Мой отец проработал тут всю свою жизнь, но до пенсии не дожил, получив неоперабельный рак мозга. Мать ушла от него, когда мне было семь лет, и больше я её не видел. Работать, само собой, он уже не мог, а значит, всю ответственность в уходе за ним я принял на себя. На тот момент я уже закончил один из столичных университетов и вышел в свободное плаванье с дипломом геолога, тщетно пытаясь найти работу. Когда до меня дошла весть об отце, я тут же приехал в этот город, где жизнь шла неспешно, а люди хоть и отличались суровостью, но были достаточно приветливы. Мне не оставалось ничего кроме как устроиться на местную угольную шахту, дабы хоть как-то облегчить страдания родственника и обеспечить его всем необходимым.
Со временем я привык к тяжелому физическому труду и завел дружбу со многими здешними жителями. В том числе и с Андреем, сидевшим в тот день напротив меня полным мужчиной с печальными глазами. Он искренне интересовался моей учебой в столице, да и сам оказался довольно образованным человеком, пусть даже разница в возрасте у нас была ощутимая. Работал стволовым, поднимал и опускал шахтеров в места добычи угля на своеобразном лифте, именуемом клетью. Достаточно простая в физическом, но сложная в моральном плане работа: только попробуй на пару минут задержать озлобленных шахтеров, желающих попасть домой с шестичасовой смены. Однако отпор он давать умел и по витиеватости речи мог поспорить с любым работягой.
Отец умер в феврале 1998 года. В посёлке меня больше ничто не держало, но я решил поработать еще некоторое время. Мне казалось, что вернувшись в столицу я все равно не найду себе занятия и откладывал момент переезда до последнего.
Через полгода шахту закрыли. Нерентабельность — именно так звучала главная причина. Но было еще что-то.
Страница
1 из 5
1 из 5
