Истопник

Покрывшиеся мелкими трещинами доски скрипели под ногами, предательски выдавая старика. Он смотрел вокруг себя быстро привыкшими к темноте глазами и не мог узнать родной комнаты. Чудной и незнакомой виделась теперь обстановка вокруг. Казалось бы тот же сервант со старой посудой — давно запылившимися рюмками и тарелками, резные картинки с изображением пышнотелых девиц и бородатых довольных мужиков с шайками в руках. Большой диван и массивный обеденный стол. Вроде ничего не поменялось, но выглядело чужим и даже каким-то враждебным.

Стараясь отогнать дурные мысли, Кузьмич приблизился к открытой двери в заднюю, протянул дрожащую руку к косяку и, щелкнув выключателем, резко шагнул внутрь, держа наготове перед собой пистолет. Свет тусклой лампочки едва осветил помещение. Над почерневшим столом со стены свисала лосиная голова. Она держалась на одном гвозде и рогами задевала столешницу, отчего и образовывался противный скрежет. Внутри никого не было. Топка у печи была открыта, а трубная заслонка полностью вытянута. Маленькое оконце напротив печки, служившее для вытяжки дыма при растопке, было распахнуто настежь, что создавало сквозняк, мотавший наполненную паразитами голову из стороны в сторону. Поняв в чем дело, банщик опустил руку с оружием и тяжело рухнул на табурет, стоящий рядом. В груди что-то нехорошо заклокотало, и комната поплыла перед глазами, словно в туманной дымке. Старик начал жадно глотать спертый воздух, пропитанный за многие годы страшным запахом горелого мяса и крови. И тут почудилась ему, что со стороны топки донесся едва различимый сквозь скрежет рогов шепот. Страх новой волной накатил на Кузьмича, приводя в норму помутившееся на несколько мгновений сознание. Он уставился на печь, щурясь в полумраке, но она спокойно стояла на своем месте, и ничего возле неё не было.

Совсем плохой стал, подумал банщик, вытирая лоб, покрывшийся холодной испариной. Сердце по-прежнему немного опускалось вниз и на сотые доли секунды, чуточку дольше чем надо замирало в неподвижности. Прохор ещё несколько раз глубоко вздохнул, чтоб привести барахлящий аппарат в норму, после чего заулыбался. Смешно стало старику от собственных мыслей. Всю жизнь не боялся он ни Бога ни черта, а здесь, от смертной тоски такое в голову взбрело, что хоть стой хоть падай.

Он даже начал смеяться в голос, когда вдруг понял, что скрип, издаваемый рогами, прекратился. Посмотрев на стол, он увидел, что оленья голова больше не качается. Даже для мертвого чучела она застыла в неестественной позе. Большие рога повисли в воздухе ни касаясь стола, словно кто-то невидимый, уставший от противного скрежета, просто придерживает их. Но Кузьмич в грязно-сумеречном свете не мог толком рассмотреть, есть ли кто на другом конце стола или нет. Дрожащая рука старика невольно потянулась в карман и извлекла оттуда коробок спичек. Серная головка вспыхнула почти сразу, освещая зловещее пространство вокруг. Никого рядом не было, в комнате он был совсем один, а проклятая голова застыла в воздухе без посторонней помощи. Зрелище было жуткое, но оторвать глаза от него было невозможно.

В тот момент когда огонь почти коснулся больших грубых пальцев, из маленького окна кто-то дунул и пламя, беспомощно поколебавшись из стороны в сторону, погасло, а Кузьмич успел разглядел в проёме чей-то исчезающий силуэт. Следом за этим раздался смех и оленья голова снова начала ритмично раскачиваться. Со стороны входа в баню тоже послышались какие-то звуки, которые хорошо были известны старику. Сколько раз волочил он по полу грузные тела, завернутые в ткань, успевшую пропитаться свежей кровью. Тяжело давался ему путь — дюжие были покойнички, не хотели угодить прямо в горящую беспощадную пасть и словно сопротивлялись. Вот и сейчас казалось банщику, что кто-то медленно, но верно тащит к нему в заднюю очередное тело.

Не помня себя от страха, бросив пистолет на пол, старик подбежал и закрыл её на засов. Потом закрыл окно и остановился посередине комнаты, боясь пошевелиться. Раздался хлопок и на пол посыпались осколки неожиданно лопнувшей лампы. Потянуло дымком из печи. Сначала слабенько, потом всё больше, и вот уже в открытой топке теплится небольшой, но верный огонек, грозящий вот-вот перерасти в настоящий печной пожар. Прохор не верил своим глазам и смотрел не моргая на раскрытую словно пасть чудовища топку, где невесть откуда взявшись загорелся огонь. Даже если подумать, что какая-то искра залетела сквозь открытую трубную заслонку, то не могла она никак гореть внутри, так как дров давно не бывало в сердце каменки. А между тем, внутри всё разгоралось. И вот уже стала видна почти вся комната. Стены как живые бегали из стороны в сторону под движением призрачного света. Чучело по-прежнему болталось на стене, задевая рогами стол. Но старик не обращал никакого внимания на то, что происходило вокруг. Взгляд его был прикован к печке, пышущей таким привычным, таким родным и манящим жаром.