Эмпат

Здесь до него долетали лишь отдаленные отзвуки тех чувств, что испытывали двое в тойоте. Он подумал, что не так уж это и плохо — быть эмпатом.

Студенты один за другим ныряли в машину и через некоторое время снова выходили — в расстегнутой помятой одежде, с улыбками на лицах.

— Эй! — наконец один из вышедших окликнул Прото.

— Твоя очередь!

Проходя мимо него к открытой дверце, Прото ощутил уже ослабевающую волну оргазма. Ему подумалось, если бы чувства имели вкус, это бы было терпко-сладким. А по цвету — ярко-красным, как тойота его богатого однокурсника.

Девушка лежала на кожаном сидении. Из одежды на ней были только туфли.

Прото протянул к ней руку и его передернуло.

Чувство отвращения было настолько сильным, что Прото захотелось, чтобы его вырвало. Чтобы вместе с полупереваренной пищей на многострадальном коврике тойоты оказался клубок спутанных внутренностей. И чтобы из пор кожи засочилась кровь, превращая омерзительного пьяного придурка в простой кусок мяса.

Из-за спазма в горле Прото не мог вдохнуть. Он просто медленно сползал на пол, тупо уставившись на девицу.

«Это все она, сучка!» Прото забился в судорогах.

«Какого дьявола, это ее чертова работа!» По мере того, как Прото разъярялся, отвращение к себе отступало. Наконец, он смог дышать и управлять своим телом.

— Ну что, так и будем в гляделки играть? — спросила проститутка.

К омерзению добавилась легкая нотка презрения.

— Ох уж мы с тобой поиграем, — прошипел Прото, дрожа от переполнявшей его ненависти.

Он рванулся вперед и схватил девицу за горло. Она хаотично отбивалась, а Прото наслаждался тем, как место всех остальных чувств занимает всепоглощающий животный страх. А потом, понемногу, покорное оцепенение.

Разумом Прото понимал, что нужно отпустить хватку, но ему так захотелось поймать тот момент, когда на месте чувств останется пустота.

— Тут менты идут, вы… — один из студентов сунулся в тойоту.

— О черт! Ты что делаешь?!

Прото схватили сзади, приятель что-то закричал, и второй студент открыл дверцу со стороны девицы. Они тащили в разные стороны, как школьники на соревнованиях по перетягиванию каната. Их мечущиеся, но все же логичные чувства помогли Прото прийти в себя.

— Что, менты? — заорал он.

— Сваливаем!

Они вытолкнули девицу из машины, сами быстро погрузились, и, повинуясь приказу хозяина, тойота сорвалась с места.

— Думаешь, она скажет менту, чем мы тут занимались? — спросил один из студентов, глядя в заднее стекло на лежащую на мостовой девушку.

— Сволочь наверняка срисовал номер машины, и если она скажет, что трахалась с нами за деньги, выговор из университета нам обеспечен.

— Ты идиот? — зло спросил другой.

— Прото чуть не прибил ее, а он волнуется из-за какого-то сраного выговора. Его могут за попытку убийства взять, а нас — как соучастников!

— Успокойся, — сказал Прото.

— Она не станет заявлять на меня. И даже не скажет, что, гм, продавала нам свои услуги. Вероятней всего, наврет менту, что поссорилась с приятелем, вот он ее и выкинул из машины.

— Я надеюсь, — процедил студент.

— Но чтоб я еще раз с вами куда-то поехал… психи беспредельные!

Прото лежал, закрыв глаза, на больничной койке. В темноте палаты поблескивала красная лампочка на стойке датчиков — как маяк для несчастных, блуждающих в океане боли душ, чтобы они могли найти свое изжеванное болезнями тело и задержаться еще немного в этом мире.

На второй койке, обвитая проводками и шлангами, лежала женщина. Она была настолько худа, что казалась почти нематериальной. По тонким проводкам в датчики поступала информация о самочувствии больной. Слишком неуверенно и медленно. Прото ощущал малейшие изменения сразу. Он хорошо научился определять тот порог, когда женщине необходимо ввести наркотик, когда боль в ее теле становилась невыносимой. Он знал, когда несчастная находится в сознании и с ней можно говорить и проводить процедуры.

Ее боль была похожа на оперную музыку. Робкие нотки переходили в крещендо, все усиливаясь, пока не станут почти оглушающими. Бешеное фортиссимо бушевало до тех пор, пока прозрачная жидкость, поступающая в вену по тонкому катетеру, не убивала его. Боль спадала, будто невидимый оркестр переставал играть. И все повторялось сначала.

Самым большим желанием Прото было прекратить крещендо еще в начале подъема. Но доктор объяснил ему, что если часто давать наркотик, больная быстрее привыкнет и ей потребуются большие дозы. Корчась на кровати в судорогах от ее боли, Прото проклинал врачей. Пускай бы давали ей большие дозы. Пускай бы бесцветная жидкость текла в вену нон-стоп, как питательный раствор из капельницы. Но молчал. Он знал, что это запрещено законом, и, озвучь он свои мысли, его сочли бы бездушным неблагодарным ублюдком.