Добавить в моё избранное
16 мин, 23 сек 7111
Моя душа увядала под мрачные и непонятные шепоты, царапавшие мысли из потаенных глубин подсознания. Иногда мне снилась Лика, висящая в петле на ветви омерзительного дерева, она улыбалась и говорила мне что-то о несказанно древних временах, о которых людям ничего не известно. Ее губы шептали об отвратительных тайнах мироздания, познать которые мы еще не готовы. Меня горячо призывали прийти обратно на то заброшенное поле и встретить свою судьбу. Отчаяние всё сильнее овладевало мной, я не знал и не мог найти разгадку удивительным сомнамбулическим видениям, но одно понимал теперь точно — в роковой майский день, когда я резал кору ненавистного дерева, я ненароком пробудил ото сна что-то очень древнее, могущественное, полное нечеловеческой злобы.
Кажется, спустя две недели после похорон я, не в силах выносить одурманивающих галлюцинаций, ниспосылаемых мне могущественным злом, решил действовать и избавиться от своего проклятия раз и навсегда. Я обрел решимость, благодаря которой поднялся, наконец, на ноги и заставил себя встретиться с ужасом лицом к лицу. Сейчас я понимаю, что содеянный мной безумный поступок лишь усугубил мое страдание, но в этом теперь могу усматривать лишь ту всеобщую близорукость, свойственную всему человечеству, когда оно сталкивается с непознаваемым.
Всё просто — я вышел на улицу, сел в машину и поехал за город. По пути купил на заправке несколько канистр дешевого бензина. Добрался до заброшенного поля с его ненавистным деревом. Остановил машину, достал канистры, посмотрел на небо. Я и не заметил, что наступила ночь и звезды теперь безмолвно наблюдали за мной. Холодный порыв ветра ударил мне в спину, отчего я поежился, а сердце мое заколотилось. Я знал — оно чувствует, что я хочу сделать, и это ему не понравится. Дерево находилось в двадцати метрах от меня, но я слышал, как перешептываются листья, когда ветер скользил сквозь ветви, как будто выдавая меня с поличным. Что-то удерживало меня, но я не мог осознать, почувствовать присутствие чужой воли. И только вспомнив о Лике и пережитом кошмаре, я обрел прежнюю уверенность и зашагал к дереву.
Под его ветвями сгущались тени, становясь почти осязаемыми, но я старался отогнать от себя страх, хотя должен признаться, у меня не слишком успешно это получалось. С ожесточением я поливал ствол бензином, стараясь не пропустить ни одного сантиметра. Я ощущал себя инквизитором, который устраивал аутодафе воплощению зла на земле, и распалял свой гнев, чтобы он пересилил все остальные чувства. Осознав, что предпринятые мной действия недостаточны для того, чтобы сжечь проклятого древнего гиганта, я решил облить и листья. С непреодолимым отвращением я карабкался вверх по стволу, пару раз едва не свалившись и не свернув себе шею. Крона дерева шуршала и шелестела, чувствуя мое враждебное присутствие. Мне пришлось довольно долго провозиться наверху, пока я не обрызгал бензином каждую вторую веточку.
Когда дело было сделано, я аккуратно слез на землю в надежде найти какую-нибудь длинную палку. Мне повезло, и я нашел неподалеку от дерева ветку достаточного размера, чтобы дотянуться до листьев наверху. Порывшись в машине, я собрал несколько газетных страниц, которые нанизал на ветку, чтобы затем поджечь их. В голове зловеще и неистово зашумели шепоты, в которых угадывалась угроза, но я уже не мог остановиться. Мной овладевало безумие, вновь и вновь накатывали воспоминания о гибели Лики, об ее искаженном смертью лице. Луна безучастно смотрела на меня сверху, словно всему миру хотела явить мое страдание, мою слепую ненависть. Я знал, что отступаться от задуманного нельзя, и поджег газеты, а когда они разгорелись, то поднес пламя к листве. Когда огонь молниеносно разбежался во все стороны по ветвям, надо мной что-то оглушительно треснуло. Несколько огненных головешек упали на меня и подожгли мою одежду, которая пропиталась бензином. Я вскрикнул и тут же стал снимать с себя горящую куртку, а тем временем внутри проклятого дерева раздавался утробный звук, словно из ада меня проклинал дьявольский оркестр. Колыхались на ветру листья, волновались ветви — дерево агонизировало в стигийском пламени, а я… Я помню лишь, что хохотал как сумасшедший и плясал вокруг, корча рожи и насмехаясь над поверженным врагом. Мою кожу обдавало жаром, но я не замечал этого в своей безумной вакханалии, преданный безграничному ликованию. Та ночь, к моему величайшему горю, станет преддверием для еще более жуткого кошмара, который не замедлил осквернить разум на следующий же день.
Я не помню, как я вернулся к себе. В квартире я провалился в долгий, мучительный сон, и призраки древности сгустились вокруг, сжигая меня взглядом своих пустых глазниц. Они шептали, оскверняя мой слух, и их речь гулким эхом прокатывалась в ушах, ввергая душу в неописуемый трепет. Лапы мертвых тянулись ко мне, и я в страхе бежал, увязая в неизвестном сумрачном мороке, против которого не было сил бороться. Проклятые тени находили меня, где бы я ни прятался, ловили и терзали, а я не мог проснуться.
Кажется, спустя две недели после похорон я, не в силах выносить одурманивающих галлюцинаций, ниспосылаемых мне могущественным злом, решил действовать и избавиться от своего проклятия раз и навсегда. Я обрел решимость, благодаря которой поднялся, наконец, на ноги и заставил себя встретиться с ужасом лицом к лицу. Сейчас я понимаю, что содеянный мной безумный поступок лишь усугубил мое страдание, но в этом теперь могу усматривать лишь ту всеобщую близорукость, свойственную всему человечеству, когда оно сталкивается с непознаваемым.
Всё просто — я вышел на улицу, сел в машину и поехал за город. По пути купил на заправке несколько канистр дешевого бензина. Добрался до заброшенного поля с его ненавистным деревом. Остановил машину, достал канистры, посмотрел на небо. Я и не заметил, что наступила ночь и звезды теперь безмолвно наблюдали за мной. Холодный порыв ветра ударил мне в спину, отчего я поежился, а сердце мое заколотилось. Я знал — оно чувствует, что я хочу сделать, и это ему не понравится. Дерево находилось в двадцати метрах от меня, но я слышал, как перешептываются листья, когда ветер скользил сквозь ветви, как будто выдавая меня с поличным. Что-то удерживало меня, но я не мог осознать, почувствовать присутствие чужой воли. И только вспомнив о Лике и пережитом кошмаре, я обрел прежнюю уверенность и зашагал к дереву.
Под его ветвями сгущались тени, становясь почти осязаемыми, но я старался отогнать от себя страх, хотя должен признаться, у меня не слишком успешно это получалось. С ожесточением я поливал ствол бензином, стараясь не пропустить ни одного сантиметра. Я ощущал себя инквизитором, который устраивал аутодафе воплощению зла на земле, и распалял свой гнев, чтобы он пересилил все остальные чувства. Осознав, что предпринятые мной действия недостаточны для того, чтобы сжечь проклятого древнего гиганта, я решил облить и листья. С непреодолимым отвращением я карабкался вверх по стволу, пару раз едва не свалившись и не свернув себе шею. Крона дерева шуршала и шелестела, чувствуя мое враждебное присутствие. Мне пришлось довольно долго провозиться наверху, пока я не обрызгал бензином каждую вторую веточку.
Когда дело было сделано, я аккуратно слез на землю в надежде найти какую-нибудь длинную палку. Мне повезло, и я нашел неподалеку от дерева ветку достаточного размера, чтобы дотянуться до листьев наверху. Порывшись в машине, я собрал несколько газетных страниц, которые нанизал на ветку, чтобы затем поджечь их. В голове зловеще и неистово зашумели шепоты, в которых угадывалась угроза, но я уже не мог остановиться. Мной овладевало безумие, вновь и вновь накатывали воспоминания о гибели Лики, об ее искаженном смертью лице. Луна безучастно смотрела на меня сверху, словно всему миру хотела явить мое страдание, мою слепую ненависть. Я знал, что отступаться от задуманного нельзя, и поджег газеты, а когда они разгорелись, то поднес пламя к листве. Когда огонь молниеносно разбежался во все стороны по ветвям, надо мной что-то оглушительно треснуло. Несколько огненных головешек упали на меня и подожгли мою одежду, которая пропиталась бензином. Я вскрикнул и тут же стал снимать с себя горящую куртку, а тем временем внутри проклятого дерева раздавался утробный звук, словно из ада меня проклинал дьявольский оркестр. Колыхались на ветру листья, волновались ветви — дерево агонизировало в стигийском пламени, а я… Я помню лишь, что хохотал как сумасшедший и плясал вокруг, корча рожи и насмехаясь над поверженным врагом. Мою кожу обдавало жаром, но я не замечал этого в своей безумной вакханалии, преданный безграничному ликованию. Та ночь, к моему величайшему горю, станет преддверием для еще более жуткого кошмара, который не замедлил осквернить разум на следующий же день.
Я не помню, как я вернулся к себе. В квартире я провалился в долгий, мучительный сон, и призраки древности сгустились вокруг, сжигая меня взглядом своих пустых глазниц. Они шептали, оскверняя мой слух, и их речь гулким эхом прокатывалась в ушах, ввергая душу в неописуемый трепет. Лапы мертвых тянулись ко мне, и я в страхе бежал, увязая в неизвестном сумрачном мороке, против которого не было сил бороться. Проклятые тени находили меня, где бы я ни прятался, ловили и терзали, а я не мог проснуться.
Страница
4 из 5
4 из 5
