Янь и волхв

… Куда ж лапотникам, да супротив Яня. Первый занёс обеими руками топор на длинном, нарочно для боя слаженном, топорище, и, ухнув, опустил его на то место, где только что был боярин. Но тот уж сбоку и, мниться, совсем легонько приложил ворога обушком по шее, да только рухнул тот, аки дуб подсечённый. А Янь уж развернулся и рубанул по устремлённому на него дреколью, и — пополам толстая лесовина. А вот второй топор едва успел поймать на полпути железом окованным топорищем — отклонил удар, а то бы без руки остался. Смерд, было, с ножом на него ринулся, да зацепил его боярин чеканом за ногу и навзничь завалил, а, оборотив топорец, третьего обухом же благословил.

Оно и понятно: «У чекана лезвие — на ворога, обух на разбойника, топорище — на смерда». В бою топорном мало кто мог с Янем сладить. Шептались, что чекан ему сам Перун подарил, как гусли — Велес, и владеть ими боги его учили. Лжа, конечно: топорцом махать наставлял их с братом дядька, великий в сём деле знаток, чудный воин-химородник, из тех витязей, которые со времён баснословных славились оружейным искусством и чародейством. Ныне мало таких осталось, однако есть. Много чего передал он Яню, не одну науку воинскую — бо Янь имел к тому душевное расположение, не то, что брат его Путята.

Но ныне у Яня душа не лежала убивать этих помрачённых смердов. Не ведали они, что творили: лишь очи безумные да бессмысленные лики видел он. Чары, чары чуял и жаждал добраться до того, кто их навёл. Да вот он и стоит поодаль.

Янь двинулся к настороженной толпе. Позади раздался топот, лязг оружия и предсмертные крики поверженных им смердов. Отроки… Конечно, одного боярина своего не отпустят. Яню было жалко, что мужиков добили, да такова, видно, их судьба. И то — нечего чарам вражиим поддаваться.

— Не ходи! — крикнул впереди стоящий — в алом корзно, застёгнутом пряжкою с кровавым яхонтом.

— На смерть идеши!

Вот этот и есть. Волхв.

Не замедлив шага, Янь приближался к толпе. Казалось, волхв хотел приказать накинуться на него, но виденная им схватка, да дюжина оружных отроков за спиной Яневой его отвратили.

— Что ради погубиста человек столько? — крикнул ему боярин.

Край ока уловил — таки напали. Развернулся. Меч ворога лязгнул по выставленному чекану и скользнул в бок. А вот Янев обух лобанил исправно.

— Рубите! — рявкнул боярин отрокам.

С утра весть пришла, что толпа на Белоозере встала — принёс запыхавшийся гридень, на погосте отставший. Белоозерцы о том ведали, ждали со страхом, но никто не пытался бежать или исполчиться. Страх колдовской сковал люд.

— Кудесник тот чьих смерд будет? — спросил Янь отрока, тяжко раздумывая.

В великую бы радость ему было порубить поганого либо повесить: некогда такие же волхвы заживо сожгли старого попа, духовника Янева, доброго пастыря. Пощады от Яня им ждать было нечего. Да вот уж больно дело скользкое — они ведь в землях Всеволода Ярославича дань имали, а коль ещё его холопа порубят, не станет ли это причиной раздора меж братьев? Не хотел того Янь, потому и медлил.

— Князя Полоцкого смерд! — ответил отрок.

— Слово верное.

А вот это дело другое.

— Иду на их, — буркнул Янь, вскакивая и поправляя чекан на поясе.

— Постой, боярин! — заорал волхв.

— Хощеши ли, пред тобою выну жито да рыбу у баб, что обилье держат?!

Янь жестом остановил начавших было побоище отроков. Люди волхва злобно заворчали, но лесины да топоры опустили — не с руки смердам с княжьими гриднями в бранных делах спорить. Яню же зело любопытно было, отколь чудные дела сии. И завёл беседу.

— Лжа. Сотворил Бог человека с костьми да жилами кровяными, и нет в нём ничтоже более.

Лицо волхва перекосилось злобно.

— Един я ведаю, как человек сотворён был! — надменно бросил он.

Ведал силу свою, уверен был, что одолеет.

Янь почувствовал натиск чёрных чар: вид перед очами поплыл, тонко запело в ушах, потемнел свет небесный. Ярым усилием наваждение сбросил.

— И как же? — спросил он волхва.

Тот всполошено глянул на боярина, не веря, что тот устоял супротив его морока. Побелел ликом — признал собрата. Затараторил:

— Мылся Бог в мовнице да вспотел, отерся ветошью, да и сверз ея с небеси на землю.

Было видно, что не первый раз речёт учение сие.

— Сатана же с богом в прю вступил: кому человека сотворити. И сотвори сатана человека из ветоши, бог же в ню душу вложил.

— Человек, выходит, кал еси и гной еси? — вопросил Янь грозно.

Не первый раз слышал он речи манихейские, кому льстивые, а ему безумные.

— Душа к богу идёт, а кал в земле гниёт! — завопил волхв злобно.

Толпа глухо зароптала.

— И где же бог твой? — тихо спросил Янь.

Длань его на чекане побелела. Он потерял много сил, борясь с вражьими чарами — волхв был дюж.