14 мин, 17 сек 4733
И, обрадовавшись, девушки засыпали духа разнообразными вопросами: будет ли в их жизни настоящая любовь, а если уже есть — когда свадьба и детей сколько, и со свекровью уживутся ли, и когда конец света.
На последний вопрос блюдце не ответило, написав абракадабру, и вообще остановилось.
— Слушайте! — вспомнила Ирочка.
— У нас недавно деньги пропали. Сумма небольшая — тумбочку со Славиком хотели купить новую под телевизор. Но неприятно, что перед этим друзья в гости приходили. И думать вроде ни на кого не хочется, а денег-то нет!
— Сама, небось, переложила куда — и забыла! — констатировала Фима.
— Ничего я не забыла! — обиделась Ирочка.
— Я вот сейчас спрошу у него!
Спросила.
Блюдце дернулось, замерло, словно задумалось и пошло выписывать буквы… Маша давно уже за разговором не следила. Что-то смущало ее в Луне, настойчиво заглядывающей в окно. Пятна ли на рябом лике были не на своем месте? Сами рябины казались дырами в сыре, играли с воображением, складывались в геометрически неправильный коллаж, двигались, менялись местами, цепляли друг друга выступами, распадались и вновь собирались в теневые картинки… — Че… — читала вслух Фима — Ирочка была слишком взволнована.
Лампы мигнули и потускнели. В комнате сразу стало сумеречно. Лишь красный свет струился из окна, словно текла вязкая река.
— … Бо… Дымящаяся река! Маша моргнула. Что-то давило на виски, сжимало плечи, дышало в затылок… — … Тарь! — ахнула Ирочка.
— Володька Чеботарев! Славик его Чеботарем зовет!
В комнате становилось все темнее. Багровое свечение Луны плескалось от стены к стене. Круг на столе казался блюдом, залитым… Луна была кровавой!
— Уберите руки! — неожиданно закричала Маша.
Испуганные девушки отдернули пальцы, а впечатлительная Иришка выскочила из-за стола и метнулась в коридор.
Еще мгновение Маше давило на виски, потом лампы мигнули, и снова все стало как прежде. К ее удивлению, Луны в окне не было.
— Ты чего? — Ира опасливо заглядывала в сестринскую.
— Совсем?
— Не Пушкин это был… — тихо сказала Маша.
— Простите, девочки, я сама напугалась.
Фима покачала головой.
— Иди-ка ты, подруга, спать! Я вот теперь до утра не усну!
— И я! — пискнула Ирочка.
— Давай, Фима, по палатам пройдемся и покурим. Меня трясет всю. Маш, пойдешь?
Маша покачала головой.
— Я, наверное, действительно спать.
Она умылась, достала из своего шкафчика подушку и одеяло, тихонько зашла в пустую палату, где на одной из двух кроватей спала Люда, и улеглась, устало вытянувшись. На грани сна и яви ей привиделось, что некто склоняется над кроватью, нависнув над ней, отчего снова заломило виски, сжало плечи. Горячим сухим дыханием обдало лицо. Рисунок совпал. Маша вскрикнула и проснулась. Сменщицы разбудили их с Людой в три часа ночи.
Жутковато было только в первые мгновения. Она спустила ноги в бездну и устроилась на краю крыши многоэтажки, поставив рядом бутылку и положив пачку сигарет. Ветер нехотя толкнул ноги, и она поболтала ими, то ли успокаивая себя, то ли распаляя. Охота не имела конца, охота длилась до скончания века. Век же был конечен. Жизнь Маши Мишиной подошла к концу. Она зябко обхватила себя за плечи. Взгляд пошел гулять по утреннему городу, еще пустому, холодному, кажущемуся мертворожденным. Блестели черные артерии улиц, умытые слезами поливальных машин, белые и серые фаланги зданий были брошены неведомой рукой с неба и выстроены злой волей в стены бесконечного жестокого лабиринта. Красные капельки светофоров сигналили отказ в милости.
— Как в руке моей качаются… С разновесами весы… С каждым жребий свой случается: Жизнь невиданной красы…, — прошептала Маша и щедро отхлебнула из узкого горлышка.
Дыхание перехватило. Слезы обожгли глаза. Маша зло и сильно укусила себя за запястье, болью изгоняя жалость. Она все решила. Запретила себе себя жалеть. Запретила думать, что все могло бы быть по-другому. Но человеческая, неистребимая жалость лезла наружу через слезные протоки. Раз запрещалось жалеть себя — можно было пожалеть город. И правда — как-то он будет без нее? Без ее шагов, смеха, голоса? Небо — как отважиться обнимать Землю без ее взгляда? Ветер… — Смерть за благо человечества, Грех и подвиг, ад и рай — Все вы — ангелы и демоны, Только форму выбирай.
Маша четко осознавала, что зашла в тупик. Неважно, какие события привели ее на край крыши, важно — куда она собиралась двинуться отсюда. Ветер в спину ветер толкал ее сделать шаг туда, шепот захолодевшего сердца призывал бежать оттуда.
— Ангел — крылья как из облака. Благолепная стезя: Жаль, что с радужного облика Своротить уже нельзя.
Она отхлебнула еще, взяла пачку и потрясла над бездной. Белые черточки сигарет, вращаясь, ушли в полет.
Страница
4 из 5
4 из 5