Добавить в моё избранное
14 мин, 52 сек 17354
Штейге случившиеся перемены очень радовали, так как постепенно вся его квартира становилась такой же теплой и пушистой, как и купленные им когда-то тапочки. При ходьбе ступни утопали в мягком, льнущем к ногам ворсе, а прислонившись к мохнатой стене, Штейге чувствовал себя новорожденным щенком, трущимся о шерсть матери, и было ему так уютно, что хоть глаза закрывай и урчи от удовольствия.
Со временем вынужденные прогулки до магазина и обратно все более утомляли Штейге, и однажды, вернувшись домой, Штейге понял, что не в силах дойти до любимого кресла, и упал прямо на пол, зарывшись носом в густой, расслабляюще-пряно пахнущий ворс, который теперь разросся уже и в прихожей. Повалявшись так некоторое время, Штейге сладко потянулся и принялся прямо на полу поглощать свежекупленные продукты. Постепенно он осознал, что валяться на полу значительно приятней, чем сидеть в кресле: устилавший пол плюш делал его удобнее и мягче любой постели. Вдохновленный новым открытием, Штейге даже и не подумал возвращаться к своему когда-то любимому креслу, и лежал теперь исключительно на полу, временами лениво перекатываясь с бока на бок и мечтательно разглядывая все более покрывавшийся знакомым красно-черным рисунком потолок.
«Господи, как я раньше без этих тапочек жил-то!» — размышлял Штейге в редкие минуты пробуждений, ворочаясь на своем пушистом ложе.
— «Кошмар был какой-то, а не жизнь! Даже выспаться толком себе не давал. А зачем? Куда гнаться-то, если можно так славно устроиться и всласть подремать?» Но даже и эти нехитрые мысли давались Штейге с трудом. Еще секунда — и он снова засыпал, прижимаясь щекой к мягкому плюшу и проваливаясь в свое обычное покойное забытье, без кошмаров и сновидений.
Как-то раз, перекатываясь в полусне, Штейге ощутил у себя под щекой что-то твердое. Поскольку открывать глаза было лень, Штейге протянул руку и нащупал прямо посреди зарослей плюша странный плоский предмет продолговатой формы, сильно напоминавший подметку?
Невесть откуда взявшийся страх сотряс тело Штейге, как удар тока. Он открыл глаза, уже больше не слипавшиеся от сонной лени. Да, так все и есть: прямо перед ним плюш образовывал небольшой бугорок, в котором все четче угадывалась форма тапка. Тапка! Эта тварь паразитировала на нем, а теперь приносит потомство! Шатаясь и судорожно хватаясь руками за обросшие странным волосом стены, Штейге прошел из прихожей в свою комнату. Да, так оно и есть: заросли плюша в комнате были еще гуще, и посреди красно-черной равнины холмами бугрились вздутия, один к одному напоминавшие по форме те самые тапочки, которые он однажды принес из магазина «Вторая кожа».
Штейге сделалась дурно. Казалось, его кровь течет по венам со скоростью полумертвой улитки, движения замедлились, как в кошмарном сне. Еле шевелясь, Штейге доплелся до окна и попытался раскрыть его, но проклятый плюш забил все щели, и окно не поддавалась. Штейге попытался было открыть форточку, но раздувшиеся от наросшего плюша пальцы не слушались, Штейге никак не удавалось зацепить пальцами за защелку. Наконец, защелка все-таки поддалась, и в комнату хлынул свежий воздух. Минуту Штейге стоял неподвижно, подставив лицо ветру и пытаясь привести смятенные мысли в порядок, потом обернулся — и только тогда ощутил царившее в квартире зловоние. Тот запах, к которому Штейге так привык, теперь казался ему жутким, это был запах болотной гнили, усиленный в тысячу раз. Да и само помещение — оно наводило страх. Красно-черная поросль густым слоем покрывала все предметы, волнуясь при движениях воздуха, как трава на ветру. Там и здесь она омерзительно бугрилась, выпуская наружу зародыши нового поколения тапочек. Стоило Штейге опереться на стул — и тот немедленно развалился, изъеденный странной растительностью почти до состояния трухи. Другая мебель в помещении была лишь немногим лучше. А он, он сам… Спазм отчаянья и злости подкатил Штейге к горлу. Бежать, бежать отсюда как можно быстрее! К врачу, к друзьям, на работу, куда угодно, но только не оставаться лежать здесь и гнить, в этой насквозь проросшей плюшевой дрянью квартире! Еле слушающимися руками Штейге нацепил на себя балахон. Негнущиеся, потерявшие чувствительность пальцы долго не могли справиться с дверным замком, но в конце концов и эта преграда преодолена, так что остался только спуск на четыре этажа вниз по лестнице — а там уже улица, воздух, другие люди, свобода. Но ноги уже не слушались. Вцепившись в перила, Штейге буквально волок свое непослушное инертное тело вниз, рискуя упасть и до предела напрягая размякшие мускулы. Вот что-то с сырым хлюпающим шлепком упало на ступеньку позади него — может быть, кусок разросшегося плюша, а может быть и часть его самого, но у Штейге уже не было сил обернуться. На втором этаже он не справился со спуском и все-таки упал, проехав вниз почти целый марш и чувствуя, как под одеждой хлюпает что-то вязкое — кровь? слизь? раздавленные в скользкую кашу волокна плюша?
Со временем вынужденные прогулки до магазина и обратно все более утомляли Штейге, и однажды, вернувшись домой, Штейге понял, что не в силах дойти до любимого кресла, и упал прямо на пол, зарывшись носом в густой, расслабляюще-пряно пахнущий ворс, который теперь разросся уже и в прихожей. Повалявшись так некоторое время, Штейге сладко потянулся и принялся прямо на полу поглощать свежекупленные продукты. Постепенно он осознал, что валяться на полу значительно приятней, чем сидеть в кресле: устилавший пол плюш делал его удобнее и мягче любой постели. Вдохновленный новым открытием, Штейге даже и не подумал возвращаться к своему когда-то любимому креслу, и лежал теперь исключительно на полу, временами лениво перекатываясь с бока на бок и мечтательно разглядывая все более покрывавшийся знакомым красно-черным рисунком потолок.
«Господи, как я раньше без этих тапочек жил-то!» — размышлял Штейге в редкие минуты пробуждений, ворочаясь на своем пушистом ложе.
— «Кошмар был какой-то, а не жизнь! Даже выспаться толком себе не давал. А зачем? Куда гнаться-то, если можно так славно устроиться и всласть подремать?» Но даже и эти нехитрые мысли давались Штейге с трудом. Еще секунда — и он снова засыпал, прижимаясь щекой к мягкому плюшу и проваливаясь в свое обычное покойное забытье, без кошмаров и сновидений.
Как-то раз, перекатываясь в полусне, Штейге ощутил у себя под щекой что-то твердое. Поскольку открывать глаза было лень, Штейге протянул руку и нащупал прямо посреди зарослей плюша странный плоский предмет продолговатой формы, сильно напоминавший подметку?
Невесть откуда взявшийся страх сотряс тело Штейге, как удар тока. Он открыл глаза, уже больше не слипавшиеся от сонной лени. Да, так все и есть: прямо перед ним плюш образовывал небольшой бугорок, в котором все четче угадывалась форма тапка. Тапка! Эта тварь паразитировала на нем, а теперь приносит потомство! Шатаясь и судорожно хватаясь руками за обросшие странным волосом стены, Штейге прошел из прихожей в свою комнату. Да, так оно и есть: заросли плюша в комнате были еще гуще, и посреди красно-черной равнины холмами бугрились вздутия, один к одному напоминавшие по форме те самые тапочки, которые он однажды принес из магазина «Вторая кожа».
Штейге сделалась дурно. Казалось, его кровь течет по венам со скоростью полумертвой улитки, движения замедлились, как в кошмарном сне. Еле шевелясь, Штейге доплелся до окна и попытался раскрыть его, но проклятый плюш забил все щели, и окно не поддавалась. Штейге попытался было открыть форточку, но раздувшиеся от наросшего плюша пальцы не слушались, Штейге никак не удавалось зацепить пальцами за защелку. Наконец, защелка все-таки поддалась, и в комнату хлынул свежий воздух. Минуту Штейге стоял неподвижно, подставив лицо ветру и пытаясь привести смятенные мысли в порядок, потом обернулся — и только тогда ощутил царившее в квартире зловоние. Тот запах, к которому Штейге так привык, теперь казался ему жутким, это был запах болотной гнили, усиленный в тысячу раз. Да и само помещение — оно наводило страх. Красно-черная поросль густым слоем покрывала все предметы, волнуясь при движениях воздуха, как трава на ветру. Там и здесь она омерзительно бугрилась, выпуская наружу зародыши нового поколения тапочек. Стоило Штейге опереться на стул — и тот немедленно развалился, изъеденный странной растительностью почти до состояния трухи. Другая мебель в помещении была лишь немногим лучше. А он, он сам… Спазм отчаянья и злости подкатил Штейге к горлу. Бежать, бежать отсюда как можно быстрее! К врачу, к друзьям, на работу, куда угодно, но только не оставаться лежать здесь и гнить, в этой насквозь проросшей плюшевой дрянью квартире! Еле слушающимися руками Штейге нацепил на себя балахон. Негнущиеся, потерявшие чувствительность пальцы долго не могли справиться с дверным замком, но в конце концов и эта преграда преодолена, так что остался только спуск на четыре этажа вниз по лестнице — а там уже улица, воздух, другие люди, свобода. Но ноги уже не слушались. Вцепившись в перила, Штейге буквально волок свое непослушное инертное тело вниз, рискуя упасть и до предела напрягая размякшие мускулы. Вот что-то с сырым хлюпающим шлепком упало на ступеньку позади него — может быть, кусок разросшегося плюша, а может быть и часть его самого, но у Штейге уже не было сил обернуться. На втором этаже он не справился со спуском и все-таки упал, проехав вниз почти целый марш и чувствуя, как под одеждой хлюпает что-то вязкое — кровь? слизь? раздавленные в скользкую кашу волокна плюша?
Страница
4 из 5
4 из 5
