Смерть, справедливость и что-то ещё

— Ты куришь?

Коротко взглянув на него, она ничего не ответила.

— Дай и мне.

Они стояли молча и курили, смотрели с высоты третьего этажа на больничный двор.

— Ира, — наконец спросил он, — почему ты так неожиданно исчезла… из моей жизни?

— Разве это сейчас важно?

В её голосе была усталость.

— Ты права, сейчас это не важно.

— Всем пятерым в палате нужны дорогостоящие операции. Я даже подсчитала общую сумму — триста тысяч долларов. Мне эти деньги по ночам сниться стали.

Нервные пальцы затушили окурок, и опустили в пустую консервную банку.

— Люди деньги приносят, а мы их делим поровну, как в коммуне. Все матери так решили. За две недели я скопила четыре тысячи.

Нервная усмешка скривила её губы.

— А время уходит. Его остаётся все меньше. Время, как вода, утекающая сквозь пальцы.

Она вытянула перед собой дрожащие ладони. Вениамин с трудом подавил в себе желание обнять и прижать её к себе.

Что он мог сказать? Его слова здесь были не нужны. Здесь были нужны только зелёные бумажки с мужскими портретами.

— Я был у Юрия. Вот… Он положил на подоконник пачку долларов.

— Здесь пять тысяч. Их мне засунул в карман охранник, когда вышвыривал меня на улицу.

Она смотрела на деньги тёмными провалами глаз, как смотрит приговорённый к смерти на гильотину.

— Он меня замуж звал. Два раза делал официальное предложение, — Ирина выбила из пачки ещё одну сигарету.

— Это для меня новость. Ну, а что же ты?

— Он предложение делал, как сделку заключал. Сам был покупателем, а я продавцом и одновременно товаром.

— Да, я помню его любимую фразу «всё в мире имеет свою цену».

Телефон Юрия не отвечал. Вениамин взял на работе отпуск за свой счёт, и каждое утро стоял у зеркального здания, но тёмно-синий Лексус не появлялся. Вечером он шёл в больницу к Наде, отпускал Ирину домой, принять душ, приготовить что-нибудь поесть. А сам играл с девочкой, вместе они читали книжки.

Всё это закончилось через две недели. Когда он вошёл в палату, койка Нади была пуста, Ирины тоже не было. Он поочерёдно взглянул в глаза четырём женщинам, сидящим у кроватей своих детей и всё понял.

На тумбочке лежали деньги. Нарисованный Бенджамин Франклин равнодушно смотрел на Вениамина.

Он понял, что должен сделать. Бог — есть справедливость, и она должна свершиться.

Третий день он караулил Юрия у офиса, сидя в скверике напротив и сжимая в кармане плаща тёплую рукоять пистолета. «Макарова» с полной обоймой он купил всего за десять тысяч рублей через третьи руки.

И вот тёмно-синий Лексус, наконец, подъехал.

Он встал.

— Вениамин!

Ирина стояла в трёх шагах и смотрела на него как раньше, глаза — бездонные ямы вновь наполнились синевой.

— Уходи! — бросил он.

Юрий уже выбирался из машины.

— Вениамин, не делай этого!

Не вынимая руку из кармана, он большим пальцем перевёл предохранитель в боевое положение. Патрон уже был в стволе.

— Вениамин, — она преградила ему путь, — Надя не твоя дочь. Её отец — Юрий.

— Ты врёшь!

Она развернула у него перед глазами метрику. ПОЛУШКИНА НАДЕЖДА ЮРЬЕВНА, — прочёл он.

В небе сверкнула молния, и на землю хлынул майский дождь.

Последние капли дождя упали на землю, из-за туч появилось солнце и всё заискрилось, заиграло. Россыпи бриллиантов на зелёной траве, ветках сирени, и даже на покрытом лаком крыльце лежали дождевые капли, в которых всеми цветами радуги играли солнечные лучи.

Служба подходила к концу. Отец Георгий оглядел с амвона немногочисленных прихожан. Все были местными и священнику знакомыми. Кроме одного мужчины, стоявшего у колонны. Курчавые с сединой волосы, умные карие глаза за стёклами очков, поджарая фигура. Священнику показалось, что где-то он этого человека видел.

Служба закончилась, и люди стали подходить к отцу Георгию под благословение. Постепенно храм пустел.

Вениамин продолжал подпирать колонну и смотрел на священника.

— Вы не меня ждёте?

Отец Георгий подошёл к нему.

— Вас. Вы не помните, мы с вами не договорили в Москве?

— Конечно, я вас помню.

— Я тогда ответил на ваш вопрос, а вы на мой нет.

— Что есть для меня Бог? — спросил священник Вениамин кивнул.

— Идёмте, выйдем на улицу.

Майский воздух был наполнен ароматами сирени, яблоневых цветов. В небе над селом висела радуга.

— Красиво? — спросил отец Георгий.

— Красиво.

— Справедливо?

— Что?

Вениамин непонимающе уставился на священника.

— Природа, я спрашиваю, справедлива?

— Я думаю, не совсем правильно отождествлять природу со справедливостью.