Батюшка аккуратно сложил купюры в ровную стопочку и довольно усмехнулся. Все устроим по высшему разряду, так, что сам Господь позавидует, подумал он. Он вышел из церкви, уныло осмотрел старое кладбище, увидел двух ворон, сидевших на сером ангеле, склонившимся над могилой Отца Федора, шуганул их и глубоко вдохнул морозный воздух.
Добавить в моё избранное
14 мин, 10 сек 19009
Снег начал падать на его густую бороду, и батюшка решил вернуться под крышу — служба закончилась, но спешить ему было некуда, и он вошел в узкий коридор, скрипнув дверью.
Иконы устало смотрели на него невидящими глазами.
Свечи роняли слезы в песок и неумолимо опускались к нему, в конце концов утопая в нем и топя его в себе.
В церкви никого не было.
— Батюшка, помогите свечку зажечь, — старик, казалось, возник ниоткуда.
Батюшка осмотрел нищего, который протягивал ему свечу, нелепо зажимая ее между двумя пальцами левой руки. Вместо еще трех пальцев торчали грязные обрубки, на месте правой руки висел пустой рукав. Батюшка поморщился, но с улыбкой взял свечу и зажег ее от уже догоравшей.
— Дай вам Бог здоровья, — беззубо оскалился старик и перекрестился.
Лучше б вообще не крестился, подумал батюшка, чем левой-то.
— И возьмите вот записочку, а то я на службу опоздал, — прошелестел дед.
Батюшка принял из противной руки и грязный обрывок бумаги, но уже без улыбки.
— Вот спасибо, вот помогли вы мне! Надо бы и вам свечечку поставить! Я куплю… — и нищий довольно ловко и быстро заковылял за свечкой.
Батюшка поскорее поспешил уйти куда-нибудь, чтобы грязный старик не донимал его больше. Он перешел в другой угол зала. Дед, купив свечу, беспомощно огляделся в поисках Батюшки, но, к огромной радости последнего, не заметил его.
Тогда он сам зажег свечу.
Вот старый козел! — невольно подумал батюшка, увидев, как обещанная ему свеча начала оплакивать душу, роняя восковые слезы в песок.
Неприятное чувство вскоре сменилось безразличием — старик ушел, и, должно быть, просто, не найдя батюшки, не за него свечку поставил.
Батюшка прошелся вдоль церковных стен, слушая отголоски своих шагов, наслаждаясь тишиной, пустотой и приятным хрустом денег в кармане под рясой. Надо бы их переложить куда-нибудь… Он достал стопку купюр, помял ее в руках, снова усмехнулся и положил деньги в другой карман.
Что-то осталось в предыдущем пристанище денег, и батюшка поспешил достать это. Записка нищего. Грязная, рваная, наверняка и пахнет, как… Выбросить!
Он смял записку.
Потом подумал — совесть в лице младенца Иисуса обвиняющее смотрела на него.
Развернул листок.
«За упокой души Князева Петра Олеговича» Люди сбежались на крик и через секунду последовавший грохот. Под огромной иконой лежал отец Петр, стеклянно-спокойно созерцая суматоху вокруг него.
Свеча наклонилась и упала на песок, сразу же потухнув.
Маша шла по покрытой льдом земле. Руки резали тяжелые сумки, в животе ныло и покалывало. Солнце слепо выглядывало сквозь туманное небо, больше раздражая холодным светом, чем радуя. До дома было еще далеко, а холод проник уже в каждую клеточку кожи, в каждую ворсинку одежды.
Дома ждала бабушка — старая, больная и ворчливая. И все же она была единственной, кому жизнь Маши была небезразлична.
Раньше они жили в столице, но теперь трудно вспомнить даже, какая она. Да что там вспомнить — представить! А потом мама попала в какую-то секту, и вскоре к ней присоединился отец. Об этом Маше рассказывала бабушка. А еще было что-то, о чем она умалчивала. И об имени девушки, которое ей дали родители, и о каких-то подробностях, которые были определенно важны. Когда Маша была совсем маленькая, они с родителями попали в аварию, после которой мама с папой так и не были найдены.
— Машка, дарова! — Игорь, машин сосед, выглянул из калитки и приветливо помахал.
— Привет, — хмуро отозвалась Маша. Долгие прогулки в одиночестве располагали к размышлениям, а размышления, в свою очередь, не располагали к общению и хорошему настроению.
— Придешь вечером? — Игорь, казалось, ничего не заметил. Или ему просто было плевать.
— Зачем? — Маша задержалась у калитки.
— Ну… Посидим, поболтаем.
— Да ну тебя! Поболтаем!… — усмехнулась Маша, — Знаем мы такие разговоры.
— Ты о чем подумала-то? Ты что, мы ж друзья! Приходи, а? — почему-то извиняющимся тоном сказал Игорь.
— Ладно, посмотрим, — примирительно отозвалась Маша и вошла во двор.
И правда, что это она так на друга взъелась? Как будто вместе по яблоням соседским не лазили да в дом заброшенный не ходили… С самого детства вместе, как можно его в чем-то подозревать?
Надо будет попросить прощения, подумала Маша и отворила дверь в дом.
В лицо ударило жаром печи, заворочалась бабушка.
Маша поставила сумки на лавку у порога и разделась.
— Машка, надо тебе в город ехать, — бабушка опустила глаза и говорила тихо, как будто произносила слова против воли.
Маша удивленно взглянула на бабушку и отложила недоеденный блин.
— Учиться надо. Ты ведь понимаешь, тут тебе жизни нормальной не будет — мужики все пьют беспробудно, до ближайшего магазина больше часа идти… Уезжай.
Иконы устало смотрели на него невидящими глазами.
Свечи роняли слезы в песок и неумолимо опускались к нему, в конце концов утопая в нем и топя его в себе.
В церкви никого не было.
— Батюшка, помогите свечку зажечь, — старик, казалось, возник ниоткуда.
Батюшка осмотрел нищего, который протягивал ему свечу, нелепо зажимая ее между двумя пальцами левой руки. Вместо еще трех пальцев торчали грязные обрубки, на месте правой руки висел пустой рукав. Батюшка поморщился, но с улыбкой взял свечу и зажег ее от уже догоравшей.
— Дай вам Бог здоровья, — беззубо оскалился старик и перекрестился.
Лучше б вообще не крестился, подумал батюшка, чем левой-то.
— И возьмите вот записочку, а то я на службу опоздал, — прошелестел дед.
Батюшка принял из противной руки и грязный обрывок бумаги, но уже без улыбки.
— Вот спасибо, вот помогли вы мне! Надо бы и вам свечечку поставить! Я куплю… — и нищий довольно ловко и быстро заковылял за свечкой.
Батюшка поскорее поспешил уйти куда-нибудь, чтобы грязный старик не донимал его больше. Он перешел в другой угол зала. Дед, купив свечу, беспомощно огляделся в поисках Батюшки, но, к огромной радости последнего, не заметил его.
Тогда он сам зажег свечу.
Вот старый козел! — невольно подумал батюшка, увидев, как обещанная ему свеча начала оплакивать душу, роняя восковые слезы в песок.
Неприятное чувство вскоре сменилось безразличием — старик ушел, и, должно быть, просто, не найдя батюшки, не за него свечку поставил.
Батюшка прошелся вдоль церковных стен, слушая отголоски своих шагов, наслаждаясь тишиной, пустотой и приятным хрустом денег в кармане под рясой. Надо бы их переложить куда-нибудь… Он достал стопку купюр, помял ее в руках, снова усмехнулся и положил деньги в другой карман.
Что-то осталось в предыдущем пристанище денег, и батюшка поспешил достать это. Записка нищего. Грязная, рваная, наверняка и пахнет, как… Выбросить!
Он смял записку.
Потом подумал — совесть в лице младенца Иисуса обвиняющее смотрела на него.
Развернул листок.
«За упокой души Князева Петра Олеговича» Люди сбежались на крик и через секунду последовавший грохот. Под огромной иконой лежал отец Петр, стеклянно-спокойно созерцая суматоху вокруг него.
Свеча наклонилась и упала на песок, сразу же потухнув.
Маша шла по покрытой льдом земле. Руки резали тяжелые сумки, в животе ныло и покалывало. Солнце слепо выглядывало сквозь туманное небо, больше раздражая холодным светом, чем радуя. До дома было еще далеко, а холод проник уже в каждую клеточку кожи, в каждую ворсинку одежды.
Дома ждала бабушка — старая, больная и ворчливая. И все же она была единственной, кому жизнь Маши была небезразлична.
Раньше они жили в столице, но теперь трудно вспомнить даже, какая она. Да что там вспомнить — представить! А потом мама попала в какую-то секту, и вскоре к ней присоединился отец. Об этом Маше рассказывала бабушка. А еще было что-то, о чем она умалчивала. И об имени девушки, которое ей дали родители, и о каких-то подробностях, которые были определенно важны. Когда Маша была совсем маленькая, они с родителями попали в аварию, после которой мама с папой так и не были найдены.
— Машка, дарова! — Игорь, машин сосед, выглянул из калитки и приветливо помахал.
— Привет, — хмуро отозвалась Маша. Долгие прогулки в одиночестве располагали к размышлениям, а размышления, в свою очередь, не располагали к общению и хорошему настроению.
— Придешь вечером? — Игорь, казалось, ничего не заметил. Или ему просто было плевать.
— Зачем? — Маша задержалась у калитки.
— Ну… Посидим, поболтаем.
— Да ну тебя! Поболтаем!… — усмехнулась Маша, — Знаем мы такие разговоры.
— Ты о чем подумала-то? Ты что, мы ж друзья! Приходи, а? — почему-то извиняющимся тоном сказал Игорь.
— Ладно, посмотрим, — примирительно отозвалась Маша и вошла во двор.
И правда, что это она так на друга взъелась? Как будто вместе по яблоням соседским не лазили да в дом заброшенный не ходили… С самого детства вместе, как можно его в чем-то подозревать?
Надо будет попросить прощения, подумала Маша и отворила дверь в дом.
В лицо ударило жаром печи, заворочалась бабушка.
Маша поставила сумки на лавку у порога и разделась.
— Машка, надо тебе в город ехать, — бабушка опустила глаза и говорила тихо, как будто произносила слова против воли.
Маша удивленно взглянула на бабушку и отложила недоеденный блин.
— Учиться надо. Ты ведь понимаешь, тут тебе жизни нормальной не будет — мужики все пьют беспробудно, до ближайшего магазина больше часа идти… Уезжай.
Страница
1 из 4
1 из 4
