«Где я? Что со мной? Почему я ничего не вижу?» Я помню дом-пагоду в китайском (или японском?) стиле, стоящий на краю поля. Я помню непонятного мне человека, с которым переспала. И больше — ничего… — И давно, ты думаешь, он тут висит?
Добавить в моё избранное
14 мин, 45 сек 1846
Инспектор Дюнуа хмуро поглядывал на тихо качающийся на ветру скелет в истлевших одеждах, чьи шейные позвонки охватывала грубая, толстая веревка, перекинутая через огромный корявый сук.
— Да кто ж его знает. Давно, надо полагать, — пожал плечами напарник инспектора, Реми Лозьер.
— Поселок-то заброшенный. Много лет назад здесь жили русские поселенцы.
— Русские? — изумился Дюнуа.
— Ну да. Несколько десятков семей перебрались сюда из России и основали поселок.
— И что же с ними случилось?
— Никто не знает, инспектор. Думаю, они просто покинули это место. Вопрос — как сюда занесло этого бедолагу… Скелет всё так же покачивался на суку, и от него ответов уж точно было не дождаться.
— Мне кажется, мы попросту теряем время. Жамгарьян уже, должно быть, далеко.
— Как знать, Реми, как знать… Последний сигнал поступил с бензоколонки, что в пяти километрах отсюда. Его опознал кассир. Куда он мог оттуда податься?
— Здесь в радиусе многих километров нет никакого жилья. Так что он, скорее всего, поймал попутную машину и удаляется сейчас на северо-запад.
— Это лишь твоя версия, Реми. Ладно, идемте в фургон, выпьем по стаканчику кофе, а то уже прохладно… — Так что будем с ими делать, Андроп Венедиктыч?
— Да ничаво не будем, Лавруша. Мамонта дождаться надоть.
Пленники — мужчина и женщина — сидели на дощатом полу, со связанными за спиною руками и с холщовыми мешками на головах.
— Ну, а сами, что же, решить не могём?
— Нет, Лавруша, не могём. Эт не в нашей ком-пе-тэн-ции.
— Чаво-чаво?
— Ладно, не бери в голову… Мамонт скоро придет.
— Скушна-а…, — зевнул Лавруша. И, поднявшись со стула, беззлобно пнул пленника ногой.
— Ну што, родимый… Мамонт скоро возвернется. Шкуру-то с тебя спу-устит!
— Он не понимает, — сказал Андроп.
— Он только по-французски, я думаю… — Фу-ты, ну-ты… Да мне без разницы, по-каковски он орать начнет, когда ему Мамонт кол вобьёт в известное место. Ну, а девку… Об ей разговор особый… При поклоне, если стоишь на коленях, лоб должен обязательно коснуться земли. Раз! Руки к небу. Два! Руки к небу. Три! Можно вставать. И последний поклон — поясной.
Можно снять деревянную маску и взять Камень в руку. Сегодня Он явно недоволен. Мало крови, мало смертей… Нечасто сюда, в эти места, стали забредать живые души.
Попросив прощения у Камня, Мамонт бережно водрузил его на прежнее место — в ладонь вырезанной из черного дерева статуи, сидящей на возвышении, в позе лотоса.
Огромная змеиная голова статуи ожила и моргнула серо-стальными глазами; на миг Мамонт узрел широкий, раздвоенный язык.
— Мы виноваты, я знаю, — произнес Мамонт, даже не пытаясь утереть покатившиеся из глаз слезы.
— Прости… — Что происходит? Где мы?
— Боюсь, мой ответ вас весьма огорчит, мадемуазель.
— И все же?
Глаза мои никак не могли привыкнуть к темноте. Я с трудом различала предметы в помещении. Собственно, предметов никаких и не было. Голые стены, земляной пол… И какие-то две грязные циновки. На одной лежала я, на другой — незнакомый мне пожилой мужчина.
Час или полтора назад нас привели сюда, в этот смрадный подвал, где наконец-то развязали руки и сняли проклятые мешки.
Поскольку мой товарищ по несчастью молчал, я была вынуждена снова задать свой вопрос.
— Простите, мадемуазель — а как мне вас называть?
— Жаннет. Жаннет Лозьер.
— Очень приятно, Жаннет. Я — комиссар Жамгарьян.
Я округлила глаза и на всякий случай отодвинулась от него. Прошептала:
— Тот самый?
— По-видимому, да.
Долго вспоминать не пришлось — брат рассказывал на днях, что чуть ли не вся полиция страны сбилась с ног, разыскивая одного из лучших своих сотрудников, заслуженного-перезаслуженного комиссара Доминика Жамгарьяна, по обвинению в убийстве трех человек.
— А вы, случайно, не родственница инспектора Лозьера? — спросил он, в свою очередь.
«Он знает Реми, ну конечно»… — Сестра…, — выдавила я.
— Понятно. Не бойтесь, я вам ничего не сделаю. А вот эти люди, они… — Кто они такие?
— Судя по всему, это какая-то секта. Говорят по-русски.
— По-русски? — изумилась я.
— А я решила, будто это — польский… — Нет. Мои дед с бабкой — выходцы из бывшего СССР, так что я вполне сносно понимаю русский.
— И о чем же они говорили между собой? — спросила я с замиранием сердца. Ибо уже предвидела ответ.
— Они собираются нас с вами убить… — Ч-черт!
— Что такое, Реми?
— Да сестра не отвечает на мобильный. Девятнадцать лет девчонке, приехала ко мне на каникулы — она в Штатах учится. Вертихвостка! Познакомилась тут с каким-то ученым. Она вообще любит мужиков постарше… Этот тип — то ли специалист по Японии, то ли еще кто-то, в подобном роде.
— Да кто ж его знает. Давно, надо полагать, — пожал плечами напарник инспектора, Реми Лозьер.
— Поселок-то заброшенный. Много лет назад здесь жили русские поселенцы.
— Русские? — изумился Дюнуа.
— Ну да. Несколько десятков семей перебрались сюда из России и основали поселок.
— И что же с ними случилось?
— Никто не знает, инспектор. Думаю, они просто покинули это место. Вопрос — как сюда занесло этого бедолагу… Скелет всё так же покачивался на суку, и от него ответов уж точно было не дождаться.
— Мне кажется, мы попросту теряем время. Жамгарьян уже, должно быть, далеко.
— Как знать, Реми, как знать… Последний сигнал поступил с бензоколонки, что в пяти километрах отсюда. Его опознал кассир. Куда он мог оттуда податься?
— Здесь в радиусе многих километров нет никакого жилья. Так что он, скорее всего, поймал попутную машину и удаляется сейчас на северо-запад.
— Это лишь твоя версия, Реми. Ладно, идемте в фургон, выпьем по стаканчику кофе, а то уже прохладно… — Так что будем с ими делать, Андроп Венедиктыч?
— Да ничаво не будем, Лавруша. Мамонта дождаться надоть.
Пленники — мужчина и женщина — сидели на дощатом полу, со связанными за спиною руками и с холщовыми мешками на головах.
— Ну, а сами, что же, решить не могём?
— Нет, Лавруша, не могём. Эт не в нашей ком-пе-тэн-ции.
— Чаво-чаво?
— Ладно, не бери в голову… Мамонт скоро придет.
— Скушна-а…, — зевнул Лавруша. И, поднявшись со стула, беззлобно пнул пленника ногой.
— Ну што, родимый… Мамонт скоро возвернется. Шкуру-то с тебя спу-устит!
— Он не понимает, — сказал Андроп.
— Он только по-французски, я думаю… — Фу-ты, ну-ты… Да мне без разницы, по-каковски он орать начнет, когда ему Мамонт кол вобьёт в известное место. Ну, а девку… Об ей разговор особый… При поклоне, если стоишь на коленях, лоб должен обязательно коснуться земли. Раз! Руки к небу. Два! Руки к небу. Три! Можно вставать. И последний поклон — поясной.
Можно снять деревянную маску и взять Камень в руку. Сегодня Он явно недоволен. Мало крови, мало смертей… Нечасто сюда, в эти места, стали забредать живые души.
Попросив прощения у Камня, Мамонт бережно водрузил его на прежнее место — в ладонь вырезанной из черного дерева статуи, сидящей на возвышении, в позе лотоса.
Огромная змеиная голова статуи ожила и моргнула серо-стальными глазами; на миг Мамонт узрел широкий, раздвоенный язык.
— Мы виноваты, я знаю, — произнес Мамонт, даже не пытаясь утереть покатившиеся из глаз слезы.
— Прости… — Что происходит? Где мы?
— Боюсь, мой ответ вас весьма огорчит, мадемуазель.
— И все же?
Глаза мои никак не могли привыкнуть к темноте. Я с трудом различала предметы в помещении. Собственно, предметов никаких и не было. Голые стены, земляной пол… И какие-то две грязные циновки. На одной лежала я, на другой — незнакомый мне пожилой мужчина.
Час или полтора назад нас привели сюда, в этот смрадный подвал, где наконец-то развязали руки и сняли проклятые мешки.
Поскольку мой товарищ по несчастью молчал, я была вынуждена снова задать свой вопрос.
— Простите, мадемуазель — а как мне вас называть?
— Жаннет. Жаннет Лозьер.
— Очень приятно, Жаннет. Я — комиссар Жамгарьян.
Я округлила глаза и на всякий случай отодвинулась от него. Прошептала:
— Тот самый?
— По-видимому, да.
Долго вспоминать не пришлось — брат рассказывал на днях, что чуть ли не вся полиция страны сбилась с ног, разыскивая одного из лучших своих сотрудников, заслуженного-перезаслуженного комиссара Доминика Жамгарьяна, по обвинению в убийстве трех человек.
— А вы, случайно, не родственница инспектора Лозьера? — спросил он, в свою очередь.
«Он знает Реми, ну конечно»… — Сестра…, — выдавила я.
— Понятно. Не бойтесь, я вам ничего не сделаю. А вот эти люди, они… — Кто они такие?
— Судя по всему, это какая-то секта. Говорят по-русски.
— По-русски? — изумилась я.
— А я решила, будто это — польский… — Нет. Мои дед с бабкой — выходцы из бывшего СССР, так что я вполне сносно понимаю русский.
— И о чем же они говорили между собой? — спросила я с замиранием сердца. Ибо уже предвидела ответ.
— Они собираются нас с вами убить… — Ч-черт!
— Что такое, Реми?
— Да сестра не отвечает на мобильный. Девятнадцать лет девчонке, приехала ко мне на каникулы — она в Штатах учится. Вертихвостка! Познакомилась тут с каким-то ученым. Она вообще любит мужиков постарше… Этот тип — то ли специалист по Японии, то ли еще кто-то, в подобном роде.
Страница
1 из 5
1 из 5
