Гость

Или на автобусе — откинула бы кресло и не парилась бы: куда ехать, где ночлег искать? Так нет же — захотелось выпендриться — мол, своя машина, ни от кого не завишу, сама себе хозяйка, могу остановиться, где хочу, зайти в придорожное кафе, выпить чашечку чая. Могу, в конце концов, не ехать без конца по трассе, а свернуть, дабы скоротать себе путь. Вот и свернула, на свою голову, опять же, по подсказке пресловутого дьявола. И вот уже несколько часов плутаю по грунтовке, пытаясь вырулить на трассу.

Делаю ещё несколько попыток завести машину. Ага, Лизка, сейчас тебе! И заведётся, и поедет! Не многого ли ты захотела?

Закончив удивлять саму себя шедеврами ненормативной лексики (сколько я, оказывается, слов знаю!), я направила, наконец, свой разум на решение насущного вопроса: где заночевать? А то уже всё-таки одиннадцать с хвостиком. Темно, как… в общем, хоть глаз выколи. И фонарей, как назло, поблизости ни одного. Только полная луна, пышная, как масляный блин, светит в лобовое стекло.

Выхожу из машины, забрав с заднего сидения сумку (там у меня и документы, и деньги), закрываю двери и ставлю сигнализацию. Если я и не услышу, то хотя бы шум напугает угонщиков.

С первых же минут я убедилась, что найти поблизости мотель не так-то просто. Кругом чистое поле с редким кустарником, за которым виднеется начало леса. Идеальное место, чтобы лишить чести двадцатипятилетнюю девушку, а потом спрятать трупик подальше от людских насмешек.

Я прислушалась. Ни звука не раздавалось в этой тишине. Лишь стрёкот сверчков и далёкое уханье филинов.

С неба подмигивали красноватые и синеватые звёздочки — солнца далёких миров. Ветерок едва шевелил пышные луговые травы.

Пройдя ещё несколько метров, я поняла всю тщетность моих надежд на тёплый душ и уютную постель. Правда, дорогой я набрела на редкие одноэтажные домики и даже нашла коттедж из красного кирпича в каком-то понтовом стиле. Может, постучать, попроситься? Ага, так меня и пустят! Догонят и ещё раз пустят! Особенно в коттедж.

Мне уже приходилось сталкиваться с людской жестокостью и безразличием. Достаточно вспомнить, как с нами обошлись, когда папа стал инвалидом. Как гаишники, увидев толщину кошелька водителя крутой иномарки, обвинили папу в аварии и заставили возместить «жертве» ущерб. Как охотно купились на деньги «свидетели», утверждавшие, что это мой папа превысил скорость. Как врачи долгое время тешили маму напрасными надеждами. Ведь скажи они правду, что папа уже никогда не встанет на ноги, им не удалось бы слупить столько денег на лечение. И как близкие друзья после этого сделали вид, будто никогда нас и не знали.

Уже смирившись с мыслью, что ночевать придётся в машине, я хотела было идти обратно, но вдруг увидела среди ёлок одиноко стоящий дом. Всё вокруг него заросло буйной травой. Половина окон — без стёкол. Забор покосился и выглядел убого. По-видимому, уже несколько лет здесь никто не жил.

«Может быть, заночевать здесь? — пришла мне на ум идея.

— Если только его до меня не оккупировали бомжи и наркоманы».

Чтобы проверить это, я осторожно подошла поближе, потом прошла через брешь в заборе, приблизилась к самому дому. Нет, ни звука, ни шороха, никаких человеческих голосов. Запахов, неизменных спутников такого рода публики, я тоже не почувствовала. Только пыль и сырость.

Вернувшись к своей машине, я взяла с заднего сидения покрывальце и подушку, достала из бардачка фонарик, потом залезла в багажник, где в сумке у меня был маленький термос и бутерброды (раз уж завтрак в мотеле мне не светит). Закончив сборы, поставила машину на сигнализацию и зашагала к дому.

Как и в первый раз, прошла через забор, открыла дверь, которая заскрипела, как немазаная телега, зажгла фонарик.

Да, дом, похоже, и вправду был брошен. Покосившиеся лавки, облупившаяся штукатурка печи, деревянный стол с табуретками — всё было покрыто толстым слоем многолетней пыли. Дощатый пол скрипел под ногами. На печи валялось замызганное полотенце.

Пройдя в другую комнату, я обнаружила старый кривоногий диван с запылённой обшивкой, из которого половина пружин успела вылезти, пару кресел с журнальным столиком (очевидно, это был гарнитур).

В следующей комнате, за истёртой занавеской, луч фонаря высветил ржавую кровать и шкаф с полуоткрытой дверью.

Но никаких вонючих тряпок, никакого склада пустых бутылок не было и в помине. Создавалось впечатление, что бомжи обходили этот дом десятой дорогой. Что ж, тем лучше.

Устроившись поудобнее на диване (всё же лучше, чем на полу), подстелив под голову подушку и укрывшись одеялом, я вскоре задремала. И снился мне странный сон — кладбищенская ограда, крест. У надгробия — старушка в чёрном платке, рядом с ней — мальчик лет где-то пяти-семи.

«Ирочка! Доченька!» — голосит бабушка.

«Будь ты проклят!» — слышится затем её же голос, да такой резкий, что я тотчас же проснулась.