Сирота

Они ведь, подумать только, шакальего племени — откуда им знать наш, сантальский, язык? Да еще говорили как чисто! Я диву дался, как услыхал. А речь их, сами судите, лучше и не придумаешь: все толки словно обрезало, никто ничего больше не стал на нас наговаривать, разом все со врем согласились и корову нам отдали без промедления, а хозяина того наказали на пять рупий.

Кузнец говорил, и вы себе представить не можете, как замечательно все это звучало. Послушать его собралось очень много народу, и вы себе не представляете, как хорошо он рассказывал — он прямо-таки всех зачаровал. А мать парня сказала:

— Послушай, сынок, не шакалы то были. То был сам Чан-до. Вот почему они говорили так удивительно.

— Да, видно так, — согласились другие. Кузнец дальше сказал:

— Его дядья — младший брат и старший брат его отца — забрали у него все имущество. Придет день, он все получит обратно. Потому что отняли это у него не по справедливости.

— Да, — согласился народ.

— Точно так. Ты правильно говоришь. Мы теперь это сами уразумели. Да что тут поделаешь? Первым делом пусть начнет сам истец. Посудите еще: хоть дядья обобрали их начисто, Чандо их пожалел — не дал с голоду помереть.

Поговорили они так, и кузнец сказал:

— Ну и хорошо. Судите тут сами, а я домой пойду. Поесть захотелось.

Как он это сказал, мать парня зашла в дом, вынесла две чашки риса, а может и три, дала кузнецу и говорит:

— На, возьми, завяжи в полу. Детишки-то дома, верно, заждались.

Он завязал рис в полу, потом она дала ему вареной чечевицы и соли. Кузнец завязал это все и ушел. Остальные пожевали табаку с известью и разошлись тоже.

Денька через два до дядьев дошел слух, что парень разузнаёт про отцовскую землю.

— Ладно, — говорят, — надо нам со знающими людьми здесь в округе потолковать: не лучше ли нам отдать ему землю самим, без тяжбы.

Так они и вправду сделали — пошли просить совета туда да сюда по соседним деревням. Кому ни расскажут, как рассудили шакалы с их племянником, когда тот за коровой ходил, все им говорят:

— Отдайте ему его добро миром. Если вы так сейчас сами не сделаете, потом стыда не оберетесь. Гляньте, за него и звери лесные стоят. Мы-то, люди, можем промеж себя сговориться и народ обвести. А что, если Чандо сам за это возьмется и парень докажет, что вы забрали его добро не по чести? Тут всё обернется непросто.

Походили они так, посоветовались и решили: «Ладно, давайте отдадим ему то, что его. Ведь в ту пору, как мы забирали это добро, мать-то его говорила, что она была на третьем месяце, когда умер муж. А вдруг кто докажет, что это правда? Что мы тогда найдем сказать? Думай не думай, как тут уйдешь от позора? Раз уж на то пошло, давайте отдадим ему все, что его. Так и промеж себя мир сохраним. А не отдадим, как бы и такой день не пришел, что сами заспорим, а не то рано или поздно дети наши заспорят».

Пораздумали они так и принялись варить пиво. Как поспело пиво, позвали парня и его мать и народ из деревни и все обсудили как следует. А потом отдали ему коров, и поля, и всякое другое добро.

Тут и конец. Так парень вернул свое добро. Правда это или неправда, не знаю — так люди рассказывают.