— Раз так, может, погадаешь на кофейной гуще? — улыбнулась я. Да я не умею, ты же знаешь… — растерялась Ксю…
0 мин, 57 сек 7311
— с таким же успехом можешь и ты погадать… — Нет, ну, всё-таки. Для смеха.
И рисунок в моей чашке был неясным, диким и правдивым, как рисунок ребёнка. От пристального рассматривания у Ксюши зарябило в глазах, а потом все линии слились в одно тёмное пятно. И она хотела уже отставить чашку в сторону, но вдруг темнота зажглась, вспыхнула, и в этой вспышке Ксения явственно увидела что-то дикое… Как будто перед коротким замыканием загорелся на одну секунду экран компьютера, высвечивая последние смайлы, а потом погас навсегда.
— Ну, что ты там увидела? — взволнованно спросила я.
— Ты не поверишь, — говорит. А лицо у неё, как всегда, насмешливое, а в глазах — любопытство и тревога. И до чего же, я думаю, смешно человек устроен!
— Ты скажи, а я сама решу, верить мне или нет. Ну, чего ты испугалась?
— Там Его имя, — говорит, а сама в кофейные разводы пальцем тычет.
— Имя и больше ничего.
— И что, это страшно? — а сама тоже в чашку гляжу, голова её совсем близко к моей, локоть локтя касается.
— Не знаю. Мне не страшно, я смелая.
— Это хорошо, — говорю, — потому что я боюсь всего на свете.
— И Его?
— Его больше всех.
И рисунок в моей чашке был неясным, диким и правдивым, как рисунок ребёнка. От пристального рассматривания у Ксюши зарябило в глазах, а потом все линии слились в одно тёмное пятно. И она хотела уже отставить чашку в сторону, но вдруг темнота зажглась, вспыхнула, и в этой вспышке Ксения явственно увидела что-то дикое… Как будто перед коротким замыканием загорелся на одну секунду экран компьютера, высвечивая последние смайлы, а потом погас навсегда.
— Ну, что ты там увидела? — взволнованно спросила я.
— Ты не поверишь, — говорит. А лицо у неё, как всегда, насмешливое, а в глазах — любопытство и тревога. И до чего же, я думаю, смешно человек устроен!
— Ты скажи, а я сама решу, верить мне или нет. Ну, чего ты испугалась?
— Там Его имя, — говорит, а сама в кофейные разводы пальцем тычет.
— Имя и больше ничего.
— И что, это страшно? — а сама тоже в чашку гляжу, голова её совсем близко к моей, локоть локтя касается.
— Не знаю. Мне не страшно, я смелая.
— Это хорошо, — говорю, — потому что я боюсь всего на свете.
— И Его?
— Его больше всех.