Добавить в моё избранное
14 мин, 11 сек 1873
Бывший до этого респектабельный профессор превратился в бунтаря и диссидента, обреченный вечно искать объятия Софии. Этот профессор создал великое движение, о котором еще несколько веков будут с отвращением и ужасом вспоминать консерваторы и патристы всех времен и народов, выпустив еще одного демона, которого вы не так скоро загоните обратно в сосуд.
Мы были тайными вождями движения ваша честь. Иалдабаоф дрожал под нашими ударами, ибо мы призвали тех архонтов, для которых Иалдабаоф, которому вы поклоняетесь, всего лишь нечто вроде домашнего животного. Хотите я докажу вам, что то, о чем я говорю это не бред обезумевшего старика, а истина, такая же, как то, что сейчас вас скрутила жестокая подагра. Ваш сын, участвовал в этом движении, и отрекся от всего, чему учили его вы. Почему-то вам это было особенно больно, и по закону равновесия свершилось так, чтобы смертный приговор выносили именно вы. Не бойтесь ваша честь — мое время заканчивается, и через какие-то пару лет он вернется в отчий дом, я ничего не могу сделать. Мы закончили нашу мистерию, а теперь покидаем мир паука.
София была больше чем я. Если я ненавидел Иалдабаофа, со всем жаром огненной ненависти, то она презирала его льдом презрения. Я называл то, что мы творили войной, она — ассенизацией.
Мы приближаемся к моему преступлению, за которое вы да будут благословенны ваши годы, даровали мне эвтаназию. Когда мы перешли грань шестидесяти, то договорились, между собой о последнем ритуале. Таинство, которое окончательно низвергнет Иалдабаофа в наших душах, и откроет врата. Первым причастием было причастие зверя, последним должно было стать причастие бога. Подобное поглотило подобное.
Мы договорились, что тот кто умрет первым должен стать пищею для оставшегося. Это было наше обоюдное решение, которое родилось из тех знаний которые проросли в душе каждого из нас. Подобное сливается с подобным. НЕ знаю почему, но именно она должна была уйти первой. Скорая не смогла её спасти и констатировала смерть, от разрыва сердца, и мне пришлось просить водителя оставить её тело в моем доме.
Когда стало ясно, что она мертва, мне в это было так сложно поверить. Вызывая в разуме образы наших лучших сражений и соитий, я перенес её тело в ванную, где приступил к последнему пиру. Подобное становилось подобным. Когда я потрошил её тело, разум отказывал мне, ибо ничто не сравнится с этим ужасом который испытываешь нарушая покров красоты. О, да, даже в старости и смерти она была мучительно красива. Я пил её кровь и ел её плоть.
Семь дней я пил белое вино смешанное с кровью, и на восьмой день она воскресла во мне.
Это не было воскресением во плоти, но и не было и бесплотной души, очищенной от материи. Разрушая форму, я отнял у смерти право растворить её в земле и это сделало меня смертью. Да, я тоже умер, и в тоже время я был жив как никогда. Я стал женщиной и мужчиной в одном. После того, как последний долг был отдан, я сдался следствию, и сейчас я перед вами жду своего выхода. Я уже вижу парокет, завесу за которую не может заглянуть ни мужчина ни женщина… В после этих слов старик пошатнулся, его зрачки расширились до размеров глаза, грудь исторгла стон, который можно одинаково принять за стон боли или наслаждения и рухнул на землю как подкошенный. Судебный врач, находившийся в зале констатировал смерть, а судья и конвоиры были очень огорчены, что он ушел из рук закона.
Мы были тайными вождями движения ваша честь. Иалдабаоф дрожал под нашими ударами, ибо мы призвали тех архонтов, для которых Иалдабаоф, которому вы поклоняетесь, всего лишь нечто вроде домашнего животного. Хотите я докажу вам, что то, о чем я говорю это не бред обезумевшего старика, а истина, такая же, как то, что сейчас вас скрутила жестокая подагра. Ваш сын, участвовал в этом движении, и отрекся от всего, чему учили его вы. Почему-то вам это было особенно больно, и по закону равновесия свершилось так, чтобы смертный приговор выносили именно вы. Не бойтесь ваша честь — мое время заканчивается, и через какие-то пару лет он вернется в отчий дом, я ничего не могу сделать. Мы закончили нашу мистерию, а теперь покидаем мир паука.
София была больше чем я. Если я ненавидел Иалдабаофа, со всем жаром огненной ненависти, то она презирала его льдом презрения. Я называл то, что мы творили войной, она — ассенизацией.
Мы приближаемся к моему преступлению, за которое вы да будут благословенны ваши годы, даровали мне эвтаназию. Когда мы перешли грань шестидесяти, то договорились, между собой о последнем ритуале. Таинство, которое окончательно низвергнет Иалдабаофа в наших душах, и откроет врата. Первым причастием было причастие зверя, последним должно было стать причастие бога. Подобное поглотило подобное.
Мы договорились, что тот кто умрет первым должен стать пищею для оставшегося. Это было наше обоюдное решение, которое родилось из тех знаний которые проросли в душе каждого из нас. Подобное сливается с подобным. НЕ знаю почему, но именно она должна была уйти первой. Скорая не смогла её спасти и констатировала смерть, от разрыва сердца, и мне пришлось просить водителя оставить её тело в моем доме.
Когда стало ясно, что она мертва, мне в это было так сложно поверить. Вызывая в разуме образы наших лучших сражений и соитий, я перенес её тело в ванную, где приступил к последнему пиру. Подобное становилось подобным. Когда я потрошил её тело, разум отказывал мне, ибо ничто не сравнится с этим ужасом который испытываешь нарушая покров красоты. О, да, даже в старости и смерти она была мучительно красива. Я пил её кровь и ел её плоть.
Семь дней я пил белое вино смешанное с кровью, и на восьмой день она воскресла во мне.
Это не было воскресением во плоти, но и не было и бесплотной души, очищенной от материи. Разрушая форму, я отнял у смерти право растворить её в земле и это сделало меня смертью. Да, я тоже умер, и в тоже время я был жив как никогда. Я стал женщиной и мужчиной в одном. После того, как последний долг был отдан, я сдался следствию, и сейчас я перед вами жду своего выхода. Я уже вижу парокет, завесу за которую не может заглянуть ни мужчина ни женщина… В после этих слов старик пошатнулся, его зрачки расширились до размеров глаза, грудь исторгла стон, который можно одинаково принять за стон боли или наслаждения и рухнул на землю как подкошенный. Судебный врач, находившийся в зале констатировал смерть, а судья и конвоиры были очень огорчены, что он ушел из рук закона.
Страница
4 из 4
4 из 4
