Via deorsum

Видения были всегда разными, но кое в чем они всегда совпадали. Мне снились циклопические пустые здания, огромные полуразрушенные соборы, невероятные сооружения, похожие на гибрид органа и нефтеперерабатывающего завода, титанические горные хребты, вздымающиеся на умопомрачительную высоту над плоской равниной. Я медленно падал с большой высоты, либо плавно пролетал по касательной мимо этих строений, ощущая себя бесконечно уменьшающейся величиной. Это чувство ускоряющегося уменьшения, сопряженное с ощущением падения, сжимало мое горло, отбирая дыхание, и я просыпался. Из-за этих снов я несколько раз описался в кровати уже в сознательном возрасте, а однажды по пробуждении обнаружил себя на полу возле кровати. Бывали ночи, когда я наоборот раздувался до непомерных размеров, расширялся будто облако горячего газа, заполнял собою весь мир как Зевс на поединке с Аполлоном. И в конце концов терял способность достоверно определить, где кончаюсь я и где начинается всё остальное. Такие сны меня тоже пугали. Были видения и другого рода: абстрактные, переливающиеся картины, фрактально разветвляющиеся, рассыпающиеся безумной мозаикой цветных хороводов. Либо же это были черно-белые сны, наполненные жутковатым буйством простых геометрических форм, разбухающих и сжимающихся тороидов, перетекающих друг в друга червеобразных гибких цилиндров, сплюснутых и растянутых сфер. Но такие более чем странные кошмары посещали меня обычно во время болезни, тяжелой ночной лихорадки.

Со временем я узнал, что похожие сны бывают и у других людей. Вероятно это связано с частым у детей синдромом Алисы в стране чудес, когда растущий организм теряет на время способность правильно определять размеры и пропорции тела. Но было кое-что, что не может объяснить медицина. Это головокружительная детальность моих видений. На мое сознание обрушивалась такая лавина мельчайших подробностей, мгновенное осознание структуры и значения всех без исключения конструктивных элементов, что мне нестерпимо хотелось закрыть глаза, заткнуть уши и кричать, кричать, потому что мой мозг был не в состоянии вместить этот океан информации. Однажды я увидел разрушенный мост над высохшей растрескавшейся равниной такой сложной и запутанной конструкции, что сам Йэн Бэнкс мог бы мне позавидовать. Бытует мнение, что наша фантазия кормится образами из увиденного в жизни, комбинируя эти элементы иногда самым причудливым образом. Но где, помилуйте, пятилетний домашний мальчик с ограниченным доступом к телевизору мог увидеть готический собор?! Или узорчатую розетку с симметрией высшего порядка? И, если отбросить теорию проникновения миров, то выходит, что я от рождения был гениальным, хоть и безумным, архитектором.

Гиперсны оставляли по себе разное впечатление. Чаще всего, пережив первый удар цунами подробностей, я с любопытством созерцал раскинувшийся передо мной диковинный заброшенный мир, пока падал, и переживал чувство легкой тоски с примесью неясной тревоги. Иногда тревога проступала отчетливее. Помню, как сильно меня испугало одно видение: совершенно титанических размеров конструкция, больше всего похожая на гигантский портовый кран, вздымающаяся над мертвым урбанистическим пейзажем на фоне зловещего оранжевого заката. А один раз я видел гиперсон другого рода. Мне приснился воздушный шар такой маленький, что пассажиры в его гондоле казались мне точками. Он отважно плыл сквозь облака к проходу между двумя огромными горными пиками, и казался на фоне их не больше горошины. В корзине был я и еще какие-то создания, может быть даже не все из них были людьми. Вместе мы пережили какое-то увлекательное приключение, я отчетливо помню то ощущение полного счастья, которое возникает только в кругу близких друзей, объединенных общими переживаниями. Я был исполнен этого счастья две долгие секунды, пока балансировал на грани сна и яви. А потом в один миг всё забыл. Кем были мои спутники, через что мы прошли и что ожидало нас впереди? Напрасно потом в течении нескольких дней я в отчаянии ломал голову (даже стучал ею о стену) в надежде вспомнить хоть что-нибудь. Всю следующую неделю я ложился спать пораньше, надеясь вернуться в тот сон и досмотреть его до конца. Всё тщетно. В «Зеленой двери» Уэллса хорошо описано подобное состояние невозможности вернуться в мир грёзы. Там если помните герой мучительно пытался вспомнить те игры, в которые играл со своими друзьями в саду за зеленой дверью.

Что и говорить, будучи ребенком я страстно желал посетить свой сновидческий абандон, погулять по анфиладам пустых залов, подняться по бесчисленным лестничным маршам, и может быть узнать его тайну. То, что какая-то тайна там есть, я не сомневался никогда. Только не знал с какой стороны к ней подступиться. Лишь годы спустя, когда сюрреалистические полотна моих гиперснов постепенно наложились друг на друга, я начал различать в глубине их нечто дотоле мне невидимое. Это было что-то похожее на черный конус, ось, вокруг которой вращался мир моих фантастических сновидений.