Генри Стайерхоф не спеша собирался на работу. Утро выдалось мрачноватое, и затянувшаяся зима тоже не прибавляла оптимизма. Генри решил выпить еще одну чашку кофе, он никак не мог окончательно проснуться, за окном валил густой снег, и так хотелось подольше понежиться в теплой кровати…
Добавить в моё избранное
13 мин, 11 сек 5280
С улицы послышался автомобильный гудок. «Черт бы побрал этого Ганса, ну, хотя бы раз опоздал, тоже мне немецкая пунктуальность», — ругнулся про себя Генри. От кофе пришлось отказаться, и Стайерхоф медленно вышел из дома, холодный мокрый снег падал на лицо. Он нахлобучил шапку и двинулся к машине, оттуда уже высовывалась недовольная физиономия Ганса Моргенштерна. Генри был не в особом восторге от общества немца, но тот был как бы его боссом, поэтому им приходилось терпеть друг друга. Он поспешно залез в машину и стал растирать успевшие подмерзнуть руки, Ганс как всегда что-то проворчал по поводу его медлительности и осторожно тронулся по направлению к центру.
— И что у нас на сегодня, ты уже был в конторе? — после некоторого молчания спросил Генри, он-то, конечно, знал, что Ганс всегда первым делом заезжает в контору, а потом к нему, но почему-то по утрам неизменно его об этом спрашивал.
— Да, был, нам нужно будет наведаться в пару магазинов, забрать долги для хозяина, — немец неприятно улыбнулся, от чего Генри всего передернуло, он слишком хорошо знал, как Ганс любит выбивать долги и каким способом он любит это делать, — но сначала мы должны наведаться в один из домов на Каштановой улице, босс собирается его снести, нам нужно проверить, ну, сам понимаешь, нет ли там нежелательных гостей, — опять эта мерзкая улыбка, Генри отвернулся и уставился в окно.
Его выматывала эта работа, по ночам мучила бессонница, он сам заметил, что стал каким-то дерганным. Вот и сейчас он смотрел в окно невидящим взором и старался ни о чем не думать, Ганс замолчал, он обычно не был охоч до разговора, поэтому направил свои маленькие глазки на дорогу и, лицо его обрело бесстрастное выражение.
Вскоре они остановились у большого дома, некогда, наверное, роскошного, но сейчас имевшего весьма жалкий вид. Генри с тоской посмотрел на него и, вздохнув, вышел из машины. «Наверняка, там полно паутины и мерзких пауков», — при этой мысли он содрогнулся и поплотнее надвинул шапку.
— Ладно, ты давай наверх, а я тут посмотрю, — невозмутимо произнес Ганс и направился к двери.
— Иди туда, иди сюда, тоже мне, раскомандовался тут, — проворчал Стайерхоф и побрел к дому.
Зайдя в холл здания, он не увидел своего напарника, тот уже вовсю шарил по дому, и были слышны только его громкие шаги. Дом был трехэтажный, и наверх из холла вела полусгнившая лестница. Генри опасливо посмотрел на нее и осторожно стал подниматься, ступени жалобно заскрипели, но все-таки выдержали. В комнатах наверху не было ничего заслуживающего внимания: пара развалившихся шкафов, железная кровать и огромный слой пыли. В одной из комнат окно разбилось, и весь пол был в снегу. На третьем этаже он нашел комнатушку, бывшую в относительном порядке, там были даже простыни на кровати, правда, изрядно дырявые. Генри исследовал выдвижные ящики одного из шкафов, но нашел лишь старую фотографию, изображавшую пожилого мужчину со свирепым взглядом и довольно хорошенькую девушку, сидящую рядом с ним. Он улыбнулся и засунул фотографию в один из карманов. В маленькой тумбочке он нашел золотые карманные часы, которые незамедлительно спрятал поглубже в пальто, надеясь, что Ганс про них не пронюхает, и уже было, собирался спуститься вниз, как вдруг услышал душераздирающий вопль напарника. Генри со всех ног кинулся вниз, но, спустившись, никого не увидел, пробежав по всем комнатам первого этажа, он услышал какую-то возню и, двигаясь на звук, нашел дверь из кухни, ведущую в подвал.
«Этого еще не хватало», — пробормотал он и распахнул ее. Там было тихо и темно. «Ганс, ты здесь? Отзовись, Ганс», — проговорил Генри, но никто ему не ответил. «Га-анс», — прокричал он и упал, поскользнувшись на лестнице. «Дьявол, может он свернул себе шею на этих чертовых ступенях?», — поднявшись, предположил он, зажигая маленький огонек спички. Темнота немного рассеялась, и он увидел лампочку, висящую в полуметре от него. Включив свет, Генри издал сдавленный стон и схватился за горло, невдалеке лежал немец: голова его была запрокинута, язык вывалился, вокруг шеи была повязана голубая лента, крепко вдавившаяся в нее. Вскоре Генри совладал со страхом и огляделся, других выходов из подвала не было и, он никак не мог понять как убийце, кто бы он ни был, удалось проскочить мимо него. Стайерхоф смотрел на труп и не знал: плакать ему или смеяться, уж очень он не любил Ганса, однако обстоятельства смерти последнего его пугали. Он подошел к нему, вдруг увидел отражение в старом зеркале напротив входа и похолодел: на него смотрело лицо младенца с неожиданно разумным и в то же время злобным взглядом, и что хуже всего это лицо улыбалось, и от этой улыбки озноб пробирал до костей. Генри очнулся и бросился бежать изо всех сил.
Пробежав несколько кварталов, он внезапно остановился, — «Что же это я делаю, Ганс лежит там мертвый, а я бегу, не ровен час еще подумают, что это я его прикокнул, — так несколько минут он стоял в нерешительности, обдумывая, что же делать дальше.
— И что у нас на сегодня, ты уже был в конторе? — после некоторого молчания спросил Генри, он-то, конечно, знал, что Ганс всегда первым делом заезжает в контору, а потом к нему, но почему-то по утрам неизменно его об этом спрашивал.
— Да, был, нам нужно будет наведаться в пару магазинов, забрать долги для хозяина, — немец неприятно улыбнулся, от чего Генри всего передернуло, он слишком хорошо знал, как Ганс любит выбивать долги и каким способом он любит это делать, — но сначала мы должны наведаться в один из домов на Каштановой улице, босс собирается его снести, нам нужно проверить, ну, сам понимаешь, нет ли там нежелательных гостей, — опять эта мерзкая улыбка, Генри отвернулся и уставился в окно.
Его выматывала эта работа, по ночам мучила бессонница, он сам заметил, что стал каким-то дерганным. Вот и сейчас он смотрел в окно невидящим взором и старался ни о чем не думать, Ганс замолчал, он обычно не был охоч до разговора, поэтому направил свои маленькие глазки на дорогу и, лицо его обрело бесстрастное выражение.
Вскоре они остановились у большого дома, некогда, наверное, роскошного, но сейчас имевшего весьма жалкий вид. Генри с тоской посмотрел на него и, вздохнув, вышел из машины. «Наверняка, там полно паутины и мерзких пауков», — при этой мысли он содрогнулся и поплотнее надвинул шапку.
— Ладно, ты давай наверх, а я тут посмотрю, — невозмутимо произнес Ганс и направился к двери.
— Иди туда, иди сюда, тоже мне, раскомандовался тут, — проворчал Стайерхоф и побрел к дому.
Зайдя в холл здания, он не увидел своего напарника, тот уже вовсю шарил по дому, и были слышны только его громкие шаги. Дом был трехэтажный, и наверх из холла вела полусгнившая лестница. Генри опасливо посмотрел на нее и осторожно стал подниматься, ступени жалобно заскрипели, но все-таки выдержали. В комнатах наверху не было ничего заслуживающего внимания: пара развалившихся шкафов, железная кровать и огромный слой пыли. В одной из комнат окно разбилось, и весь пол был в снегу. На третьем этаже он нашел комнатушку, бывшую в относительном порядке, там были даже простыни на кровати, правда, изрядно дырявые. Генри исследовал выдвижные ящики одного из шкафов, но нашел лишь старую фотографию, изображавшую пожилого мужчину со свирепым взглядом и довольно хорошенькую девушку, сидящую рядом с ним. Он улыбнулся и засунул фотографию в один из карманов. В маленькой тумбочке он нашел золотые карманные часы, которые незамедлительно спрятал поглубже в пальто, надеясь, что Ганс про них не пронюхает, и уже было, собирался спуститься вниз, как вдруг услышал душераздирающий вопль напарника. Генри со всех ног кинулся вниз, но, спустившись, никого не увидел, пробежав по всем комнатам первого этажа, он услышал какую-то возню и, двигаясь на звук, нашел дверь из кухни, ведущую в подвал.
«Этого еще не хватало», — пробормотал он и распахнул ее. Там было тихо и темно. «Ганс, ты здесь? Отзовись, Ганс», — проговорил Генри, но никто ему не ответил. «Га-анс», — прокричал он и упал, поскользнувшись на лестнице. «Дьявол, может он свернул себе шею на этих чертовых ступенях?», — поднявшись, предположил он, зажигая маленький огонек спички. Темнота немного рассеялась, и он увидел лампочку, висящую в полуметре от него. Включив свет, Генри издал сдавленный стон и схватился за горло, невдалеке лежал немец: голова его была запрокинута, язык вывалился, вокруг шеи была повязана голубая лента, крепко вдавившаяся в нее. Вскоре Генри совладал со страхом и огляделся, других выходов из подвала не было и, он никак не мог понять как убийце, кто бы он ни был, удалось проскочить мимо него. Стайерхоф смотрел на труп и не знал: плакать ему или смеяться, уж очень он не любил Ганса, однако обстоятельства смерти последнего его пугали. Он подошел к нему, вдруг увидел отражение в старом зеркале напротив входа и похолодел: на него смотрело лицо младенца с неожиданно разумным и в то же время злобным взглядом, и что хуже всего это лицо улыбалось, и от этой улыбки озноб пробирал до костей. Генри очнулся и бросился бежать изо всех сил.
Пробежав несколько кварталов, он внезапно остановился, — «Что же это я делаю, Ганс лежит там мертвый, а я бегу, не ровен час еще подумают, что это я его прикокнул, — так несколько минут он стоял в нерешительности, обдумывая, что же делать дальше.
