Все вещи на своих местах

Будто припозднившийся надоевший гость. Словно ее жизнь и заботы Санушкина не касались.

Санушкин терпеть не мог лишнего.

Вещь же не имела практического применения. Ее необходимость до сих пор определялась опосредовано, через заинтересованность хозяина. Но хозяин не находился, и вещь стремительно теряла цену.

В конце-концов, Санушкин решился уже ее выкинуть, но одно соображение его остановило.

Она должна была отработать недельное пребывание у него дома. А это означало, что вещь следовало использовать пусть не по прямому назначению (у Санушкина все еще не было никаких предположений на этот счет), но уж как-нибудь в его интересах.

Беда была в том, что она ни для чего не подходила.

Ее нельзя было никуда закрутить, зацепить, подложить, вообще приспособить.

Можно, конечно просто подпереть ею что-то, но вот что?

Дома у Санушкина все цело, все пригнано, все выровнено. Нечего подпирать.

Вещь не разбиралась на части, да и, если бы разбиралась, непонятно было, что делать даже с этими частями. Весила она порядочно, но все же недостаточно, чтобы, например, служить прессом.

Ее, наверное, можно было продать, если знать покупателя. Но Санушкин не знал… В тот день он так ничего и не придумал, а назавтра Санушкина отправили в двухдневную командировку в Москву, так что пришлось ему собираться.

Санушкин добыл с антресолей чемодан, аккуратно завернутый в клеенку.

Он отобрал две рубашки, свитер, нижнее белье и спортивный костюм, который держал для таких случаев, взял с полочки в ванной мыло, бритву и помазок, зубную щетку. Насыпал в пакетик две горсти стирального порошка. Из кухни принес электронагреватель, термос, нож, ложку и вилку. Банку кофе, соль и сахар в спичечных коробках, полбуханки хлеба, колбасу, сыр, два яйца и курицу. Из туалета рулон бумаги. Он снаряжался сосредоточенно, безмолвно, как автомат. Движения Санушкина были точны, выверены и скупы. Он сопел от напряженной концентрации.

Положив сверху вещей тапочки в полиэтиленовом пакете, прижав все крест накрест ремнями и захлопнув крышку чемодана. Потом проверил, закрыты ли окна в квартире. Потом взглянул на часы, нащупал в кармане билеты и паспорт и направился к двери.

По пути скользнул взглядом по тумбочке и скрипнул зубами.

Вещь бессмысленно лежала на своей салфетке.

— Вот что, — неожиданно сказал вслух Санушкин, — Если я за эти два дня ничего не придумаю, я выброшу ее. Выброшу к черту.

Он ждал ответа или подсказки, удивляясь себе, но недолго. Вещь молчала.

Тогда Санушкин подцепил с крючка в прихожей связку ключей и захлопнул за собой дверь в гостиную.

Ему пришлось задержаться почти на пять дней, но предусмотрительность спасла, как всегда. Домой Санушкин вернулся на выходные, усталый, но довольный поездкой. Ему удалось выполнить чрезвычайно деликатное поручение руководства, и премия в этом месяце ему была обеспечена.

Он даже позволил себе немного повеселиться.

Насвистывая, он поднимался в лифте, предвкушая отдых.

Но, сначала, конечно же нужно проветрить квартиру, перебрать картофель и лук, вычистить и включить холодильник, сварить куриный суп, купленный в дороге хлеб засушить на сухари, разложить вещи по своим местам.

Главное, чтобы все лежало на своих местах.

Санушкин открыл дверь в прихожую и встал на пороге.

В прихожей горел свет.

Он моргнул несколько раз, но наваждение не пропало. Санушкин отлично помнил, что выключил дома электричество, даже вывернул пробки из счетчика. Тем не менее, взяв себя в руки, он поставил чемодан на пол и, присев на табуретку, расшнуровал ботинки. Снял и повесил в гардероб пальто, поискал щетку и снова замер в недоумении.

Щетки на месте не было.

Санушкин нахмурился. Щетка должна была висеть на гвоздике, справа от гардероба.

Он обернулся и посмотрел на электросчетчик, тот показывал значительный перерасход. Санушкин закрыл дверцу гардероба и привычным движением потянулся к ключу, чтобы запереть ее… Ключа не было. Не было и замка в двери. Вместо него в отверстии торчал бледный картофельный проросток. Санушкин испытал мгновенный шок. Он почувствовал себя, как глубинная рыба, стремительно поднятая на поверхность, словно еще секунда, и его разорвет от внутреннего давления. В ушах загудело.

Он открыл шкаф и взглянул на верхнюю полку.

Вместо зимней шапки и кепки там лежали половинки банок. Именно половинки литровых банок, разрезанных или распиленных. Кроме того, их горлышки были связаны проволокой, которая тянулась через весь шкаф и уходила в неровную дыру в стенке. Проследив за проволокой взглядом, Санушкин уперся в вилку от миксера, воткнутую в розетку.

— Бред, — сказал он и помотал головой, прогоняя морок.

Проще всего было снова захлопнуть дверцу, что он и сделал.