Кот и его человек

Рак и так пушечным ядром проломил стену благополучия — очень недешевой вышла борьба с ним, и это его угнетало. Ей же было бесконечно жаль, что вот — он уходит, он уже на борту корабля, а она на пристани… И изменить ничего не возможно. Ты еще не опаздал, но уже знаешь, что непременно опаздаешь. Только в сто раз больней и сильней… И так они говорили, говорили, стремясь уберечь собеседника, каждый от чего-то, видного только ему. А из угла, демонически сияя глазами, слушал кот.

Жена принесла завтрак. Креветки в кляре, китайская лапша, два соуса ко всему этому. Правда, вместо палочек вилку и ложку. Он поблагодарил и изобразил наличие аппетита, которого не было вовсе. Во рту постоянно был металлически-кислый привкус, еда, даже его любимая острая, казалась картонной, да и есть в последние дни хотелось все меньше. Жена, спохватившись, пошла готовить капуччино, а он, воспользовавшись моментом, скормил коту двух креветок, и принялся без охоты ковырять лапшу. Кот сидел по правую руку от него на кровати и тревожно смотрел прямо в глаза.

— Что, еще хочешь креветку, Шуга Рэй? Ну на, — сказал он, улыбнувшись, и потянулся за креветкой, но, словно пуля вышибла из него весь дух — боль резко и точно, как матадор, ударила резью справа под ребра. Какие-то доли секунды она невыносимо нарастала, воя в ушах и сжимая сердце, и вдруг блаженной прохладой пришло облегчение и — осознание. «Все же хорошо, что так вот сразу, а не от инсульта овощем», успел он подумать. Кот завыл — страшно, громко и однотонно. Когда, не замечая, что в руке чашка с кофе, который почти кипятком плещет на нее, в дверь ворвалась жена, все уже кончилось. Она застыла на миг, медленно, с преувеличенной осторожностью прикрыла дверь, так же бережно, подстелив салфетку, поставила чашку на стол и машинально вытерла руку, не замечая ожогов, другой салфеткой. Его поза была безмятежной и спокойной. Голова опиралась на подушку. Лицо словно помолодело, разгладилось. Он чуть улыбался, глаза были закрыты. Кот перестал выть и спрыгнул с кровати. Она, словно только и ждала этого, присела на нагретое им место. Слезы сами потекли из глаз, но лицо ее было спокойным — слезы и лицо словно жили разными жизнями. Через пару минут, немного опомнившись, она оглянулась. Кота нигде не было. «Странно… Я же закрыла дверь», мелькнула мысль. Кот словно прошел сквозь стену. И пропал. Навсегда.

На берегу тихой реки (вода гладкая-гладкая) ладный причал. К нему надежно принайтовлена лодка — «Казанка». Двигатель зачехлен брезентом. От причала на холм ведет аккуратная, мощеная плоскими дикими камнями дорожка. На холме — недалеко от реки, но так, чтобы не достал паводок — подворье. Избушка, ладная, небольшая, дерево еще не потемнело. Баня, сарай-гараж-мастерская. К нему, как «Казанка» к пристани, причалил ГАЗ-63. Избушка ждёт. Стекленеет небо синью, и река отражается в нем, а оно — в реке. Потрескивает, остывая, мотор газона.

Кот был необычного окраса. На белом фоне — шпротно-серые пятна. Он вышел из избушки, сел у дверей. А вот других котов тут нет. И не будет, ещё чего! Синее стекло неба, синее стекло реки… Что в чем отражается? Кот ждёт. Через девять, нет, восемь уже дней приедет его человек, потреплет за ухом. Кот ждёт…