Крошатся звезды в темной ночи

Стойкие ароматы гниющих продуктов щекочут ноздри. Ветер приятно ласкает лицо.

В животе что-то переворачивается, к горлу подступает тошнота. Я быстрее расчищаю мусорную кучу.

Неделю я пытаюсь обойтись без «еды», но кожа начинает сползать и пахнуть гнилью.

За моей спиной что-то хрустит. Я оборачиваюсь. Вряд ли такие как я сейчас тоже ищут себе поесть. Скорее всего чайка села… или «архаровцы».

«Нет, не «архаровцы», — нашептывает внутренний голос.

— Солнечный свет и запах помойки отпугивает этих тварей. Это наверняка чайка».

Или не чайка?

Я иду в сторону, откуда услышал шум, потом останавливаюсь, внимательно слушаю.

Тишина. Лишь на грани слышимости играет граммофон бесконечную «Темную ночь».

Смеюсь собственной пугливости.

В глаза бросается кукла, лежащая на протоптанной дорожке.

Я смотрю на игрушку, смотрю на игрушку, смотрю на игрушку. Господи, мне надо поесть.

Маленький язычок пламени лижет красивую ногу куклы. Я жадно сглатываю, ожидая, когда же появятся первые живительные капельки пластика.

Кукла мне нравится. Было у моей жены хобби покупать таких же Барби и Кенов… Может быть, она пыталась вернуть детство. Не знаю.

Нога куклы начинает плавиться, я подставляю язык под слабую струю капающего пластика.

Я думаю: какое блаженство.

Я пытаюсь что-то сказать, но вырывается лишь слабый хрип. А после зажмуриваюсь, позволяя впитаться пластмассе в мой язык. Становится немного больно, но больше — приятно.

Я знаю, как это странно выглядит — есть кукол. Но у меня нет выбора. Нет кукол — нет кожи. Я пробовал есть нормальную пищу. Человеческую пищу. В магазинах еще остались продукты: банки тушенки, сгущенки и прочего. Но я больше не могу заглатывать. Забыл. Дурак, наверное.

Мне нужны лишь куклы. Нужны, чтобы кожа перестала сползать и плохо пахнуть. И нужны не только мне одному. Поэтому на кукол устроена настоящая охота.

Тяжесть в животе проходит. Я кидаю Барби в сумку. И бреду к дому.

Я слежу.

«Архаровец» садится на корточки, ставит граммофон на потрескавшийся асфальт. Со спины эта тварь может показаться человеком. Одежда безупречно чиста и пахнет абрикосовыми духами (если подойти к чудовищу поближе, то запах парфюма сменится запахом гнили). Все пальцы чудовища покрыты черными волосками, и даже на ладонях есть поросль. Но если посмотреть в лицо… «Верю в тебя, дорогую подругу мою», — раздается из граммофона.

Тоже одна из особенностей: «архаровцы» слушают только «Темную ночь» или «Случайный вальс» в исполнении Утесова.

Монстр встает и поворачивается в мою сторону. Я прячусь в своем подъезде.

Увидел или не увидел?

Уйти домой или нет?

Лучше уйти.

— Смерть не страшна, с ней мы не раз встречались… — играет мне в след.

Свеча на полке ярко вспыхивает, и пульсирующее пламя становится белым и плотным. Я кидаю пакет с куклой на пол, сажусь на кучу тряпья.

Я дома. Можно расслабиться. Сегодня больше не выйду на улицу.

На грани слышимости играет граммофон. «Архаровцы» кого-то ищут. Может, меня. Но только они не догадаются, где я прячусь.

Я окидываю взглядом свое убежище. окидываю взглядом свое убежище. Прячусь. Двухметровый потолок; четыре полки, из-за которых очень тесно; куча мусора в углу.

Кладовка в одной из сотен квартир.

Правильный выбор.

Оригинальный выбор.

Страх вновь начинает поглощать меня. Можно вытеснить его из сознания, но это не значит, что страх уйдет.

Дрожу. Мне страшно. Без причины, но до одури страшно.

Я стискиваю зубы, пытаюсь вспомнить свое прошлое, чтобы хоть немного успокоитьсядыием поедать кукол. желанием поедать куколмое. д глазами. сом. Обрывки памяти остались где-то глубоко во мне… … Глаза и лицо. Лицо жены. Очень красивое. Ослепительно прекрасное, — и такие блестящие в ночи глаза. Я обнимаю свою звездочку — так я называю жену! — и говорю:

— Я так боюсь тебя потерять.

— Не потеряешь, если сам не захочешь, — отвечает она.

Я пытаюсь вытащить это из памяти, сделать эти воспоминания как можно ярче… … теплые касания ее рук и ласковый голос, шепчущий мне в ухо нежности. Я сильнее прижимаю жену к груди. Впитываю в себя запах ее волос. Запах шампуня и масел. Закрываю от удовольствия глаза. Хочу, чтобы время остановилось… По телу пробегает дрожь. Мне больно.

Ненавижу! Ненавижу!

Эта боль, с которой невозможно бороться.

… Бутират. Боль. Бутират. Боль. Бутират. Этот наркотик как-то связан с женой и дочерью. Но только вспомнить не удается. Я был наркоманом? Жена стала наркоманкой?

Бутират.

Боль.

Не-на-ви-жу себя!

За то, что не могу вспомнить.

За то, что прячусь в кладовке.