Добавить в моё избранное
13 мин, 5 сек 17152
Один из них был директор школы, гадкий сморщенный тип. Сдвинув на лоб очки в позолоченной оправе, он, орудуя маленьким ножичком, умиленно заглядывал в лицо второму. Тот, высокий, широкоплечий, в темном костюме, не показывал мне своего лица. Мне бросился в глаза перстень на его руке. Красный камень мерцал в полутьме, точно звериное око.
— Ну, а с ним что? — пакостно хихикнул директор и махнул в мою сторону окровавленной рукой.
— Пусть остается! Лишний сторож не повредит, — не глядя на меня произнес высокий, манипулируя какими-то непонятными предметами.
Вот, пожалуй, и все. Я не верил раньше в призраков, а теперь, когда сам стал призраком, не хочу в них верить еще сильнее. Живу я в подвале, нас тут целая семья. Когда я сплю, то слышу сквозь сон, как тело мое где-то на далеком кладбище сковывает сквозь гроб зимняя мерзлота. Мне от этого становится грустно… Разок заглянул к Антонычу. Тот, рассказав очередному новому сторожу, как я умер «от кровоизлияния в мозг прямо за столом, попивая пивко», стал настраивать свой телевизорчик, чтобы насладиться похождениями специальных агентов Маудера и Скалли. Мне стало противно, и Антоныча я больше не навещаю. Сплю я днем, а ночью слоняюсь вокруг школы, оберегая нашу святыню. И всякая шваль, нутром чуя мое гибельное присутствие, спешит прочь. Пионер в галстуке все время висит в раздевалке, только, к счастью, не все его видят. Иногда мы болтаем.
Конечно, быть привидением, может, и не плохо — для тех, кто испытал уже все остальное. А я так и не познал этой… как ее… «настоящей любви». Серая тень распадающихся костей обречена на вечное НИЧТО.
— Ну, а с ним что? — пакостно хихикнул директор и махнул в мою сторону окровавленной рукой.
— Пусть остается! Лишний сторож не повредит, — не глядя на меня произнес высокий, манипулируя какими-то непонятными предметами.
Вот, пожалуй, и все. Я не верил раньше в призраков, а теперь, когда сам стал призраком, не хочу в них верить еще сильнее. Живу я в подвале, нас тут целая семья. Когда я сплю, то слышу сквозь сон, как тело мое где-то на далеком кладбище сковывает сквозь гроб зимняя мерзлота. Мне от этого становится грустно… Разок заглянул к Антонычу. Тот, рассказав очередному новому сторожу, как я умер «от кровоизлияния в мозг прямо за столом, попивая пивко», стал настраивать свой телевизорчик, чтобы насладиться похождениями специальных агентов Маудера и Скалли. Мне стало противно, и Антоныча я больше не навещаю. Сплю я днем, а ночью слоняюсь вокруг школы, оберегая нашу святыню. И всякая шваль, нутром чуя мое гибельное присутствие, спешит прочь. Пионер в галстуке все время висит в раздевалке, только, к счастью, не все его видят. Иногда мы болтаем.
Конечно, быть привидением, может, и не плохо — для тех, кто испытал уже все остальное. А я так и не познал этой… как ее… «настоящей любви». Серая тень распадающихся костей обречена на вечное НИЧТО.
Страница
4 из 4
4 из 4
