«Меня сосватали ночью, и я не понимаю, как дала согласие. Дело в том, что я им всегда даже брезговала. В нашем классе его звали «полудурок» и «дебил».
Добавить в моё избранное
4 мин, 49 сек 3502
Вечно ковырял в носу, а потом палец разглядывал, не обращая внимания на смех в классе и окрик учителя. В столовой мог громко издать неприличный звук и т. д. Пишу вам об этом, чтобы вы поняли и представили всю нелепость того, что со мной сделали. В каждом классе он сидел по два года. Поскольку я хорошо училась, школу я закончила с медалью, мне часто приходилось заниматься с отстающими. По характеру я мягкий человек и всегда заступалась за Леню. Может быть, в то время он и потянулся ко мне. Теперь я вспоминаю, что он таращил на меня глаза во время концертов и школьных вечеров. Юность самое драгоценное, что отпускает земная жизнь. Я была счастлива, жизнь меня баловала; родители умные, непьющие, добрые люди, баловали и жили только для меня, своей единственной дочери. Я хорошо одевалась, много читала. Неплохо пела. Была победительницей на конкурсах. На чемпионате по шахматам я познакомилась с Костей. Дружба переросла в любовь. И вот тут начались проблемы. Как-то ко мне зашла подружка, мы попили чай, и вдруг она спросила: «Ты слышала, что «дебил» все в доме переколотил и что-то там с собой хотел сделать? Говорят, из-за тебя. Психует. Узнал, что ты дружишь». Я опешила: «Причем здесь я?» — «Привет, все давно знают, что полудурок в тебя по уши влюблен, только ты не знаешь».
Вскоре пришла мать Лени с какой-то старой женщиной. Стала уговаривать зайти поговорить с ее сыном. Я ей объяснила, что нам не о чем говорить и что я вряд ли смогу чем-нибудь помочь. Я отказывалась, а она умоляла. Тут заговорила молчавшая до сих пор старушка. Голос у нее был какой-то обволакивающий. На минуту мне показалось, что комната поплыла и стала вращаться. Голос! Я слышала только ее голос, в котором проскальзывало имя Ленечка.
Вам знакомо состояние души, когда дивная музыка заполняет все? Ведь порой от музыки мы впадаем в какой-то транс, выступают слезы грусти. От другой музыки хочется петь и летать. Вот такое состояние было у меня от голоса и слов, которые я, по существу, не воспринимала.
Втроем мы пришли к ним. Они уговорили попить чаю. Леня сидел и таращился на меня, оскалив желтые зубы. Он улыбался. Старуха, подойдя сзади, гладила меня по голове. И мне было неудобно откинуть ее руку. Все как во сне. Я отвечала на ее вопросы. Она спросила, как зовут того парня, которого я люблю, кто он, где живет. Я слышала ее утробный смех, нет, мол, Леня-то лучше.
Дома я почему-то не рассказала, что была у них, как будто кто гирю на язык повесил.
На другой день меня позвали, и я снова пошла к ним. В темных сенках Леня целовал меня, пуская слюни и урча от удовольствия. Я не чувствовала своего тела, вроде это не я, а ватная кукла и я подглядываю за собой со стороны.
Когда же звонил Костя, я просила маму сказать, что меня нет дома. Потом он перестал звонить, а я и не думала про него.
Я думала о Лене, я желала его грубых поцелуев, от которых было больно губам, они опухали, но мне было сладко. Как только Леня позвонит, я бегом к нему. В душе я страстно желала ему отдаться. Я задыхалась от этого желания. Видения мучили меня и изводили истомой. Мать и бабка уходили, когда я к ним приходила. В один из таких дней он переспал со мной, и можно сказать, что я его изнасиловала сама, потому что желала его больше всего на свете. На другой день, когда я к ним пришла, его бабка шлепнула меня по заду и сказала: «Одной бабой больше стало? Давай, девка, мой пол». Я вымыла, затем всем им вымыла ноги: ему, бабке и его матери.
Если говорить о моем состоянии души, то можно сказать так: я чувствовала себя в желанном рабстве.
Если бы они взяли плетку и стали меня бить, я была бы счастлива.
«Ну что, хочешь за Леню замуж?» — спросила меня его бабка. «Хочу», — ответила я. «А чего выкобеливалась, медалистка? Еще плакать по Лене будешь, нам каждый вечер ноги мыть и сказки рассказывать».
— «А когда вы меня засватаете?» — спросила я, а в душе больно шевельнулся страх: вдруг скажут «никогда». Бабка подумала и сказала, что сватать придут ночью, днем нельзя, сказала она, повернувшись к Лениной матери, и та покорно кивнула. «Может, сегодня придете?» — спросила я. «Ну что ж, — сказала бабка, — можно и сегодня».
Ночью позвонили в дверь. Мама открыла, ничего не понимая. На пороге стояли трое: Леня, его мать и бабка. Когда мама разобралась, зачем они пришли, стала возмущаться. Во-первых, ей и в голову не могло прийти, что я могу за него замуж пойти. Она ведь ничего до сих пор не знала. Во-вторых, почему ночью-то?
«Ну, смотрите, мы ведь и уйти можем», — заявила бабка и строго глянула на меня. «И больше не придем», — добавил Леня.
У меня началась истерика. Я кричала, что давно люблю Леню и если мама будет против, то наложу на себя руки. Отец и мать были в шоке от этой сцены. Уговаривали не торопиться. Выдвигали предположения, что я. поссорившись с Костей, ему в отместку иду на это. «Я не люблю Костю! Причем он вообще?!
Вскоре пришла мать Лени с какой-то старой женщиной. Стала уговаривать зайти поговорить с ее сыном. Я ей объяснила, что нам не о чем говорить и что я вряд ли смогу чем-нибудь помочь. Я отказывалась, а она умоляла. Тут заговорила молчавшая до сих пор старушка. Голос у нее был какой-то обволакивающий. На минуту мне показалось, что комната поплыла и стала вращаться. Голос! Я слышала только ее голос, в котором проскальзывало имя Ленечка.
Вам знакомо состояние души, когда дивная музыка заполняет все? Ведь порой от музыки мы впадаем в какой-то транс, выступают слезы грусти. От другой музыки хочется петь и летать. Вот такое состояние было у меня от голоса и слов, которые я, по существу, не воспринимала.
Втроем мы пришли к ним. Они уговорили попить чаю. Леня сидел и таращился на меня, оскалив желтые зубы. Он улыбался. Старуха, подойдя сзади, гладила меня по голове. И мне было неудобно откинуть ее руку. Все как во сне. Я отвечала на ее вопросы. Она спросила, как зовут того парня, которого я люблю, кто он, где живет. Я слышала ее утробный смех, нет, мол, Леня-то лучше.
Дома я почему-то не рассказала, что была у них, как будто кто гирю на язык повесил.
На другой день меня позвали, и я снова пошла к ним. В темных сенках Леня целовал меня, пуская слюни и урча от удовольствия. Я не чувствовала своего тела, вроде это не я, а ватная кукла и я подглядываю за собой со стороны.
Когда же звонил Костя, я просила маму сказать, что меня нет дома. Потом он перестал звонить, а я и не думала про него.
Я думала о Лене, я желала его грубых поцелуев, от которых было больно губам, они опухали, но мне было сладко. Как только Леня позвонит, я бегом к нему. В душе я страстно желала ему отдаться. Я задыхалась от этого желания. Видения мучили меня и изводили истомой. Мать и бабка уходили, когда я к ним приходила. В один из таких дней он переспал со мной, и можно сказать, что я его изнасиловала сама, потому что желала его больше всего на свете. На другой день, когда я к ним пришла, его бабка шлепнула меня по заду и сказала: «Одной бабой больше стало? Давай, девка, мой пол». Я вымыла, затем всем им вымыла ноги: ему, бабке и его матери.
Если говорить о моем состоянии души, то можно сказать так: я чувствовала себя в желанном рабстве.
Если бы они взяли плетку и стали меня бить, я была бы счастлива.
«Ну что, хочешь за Леню замуж?» — спросила меня его бабка. «Хочу», — ответила я. «А чего выкобеливалась, медалистка? Еще плакать по Лене будешь, нам каждый вечер ноги мыть и сказки рассказывать».
— «А когда вы меня засватаете?» — спросила я, а в душе больно шевельнулся страх: вдруг скажут «никогда». Бабка подумала и сказала, что сватать придут ночью, днем нельзя, сказала она, повернувшись к Лениной матери, и та покорно кивнула. «Может, сегодня придете?» — спросила я. «Ну что ж, — сказала бабка, — можно и сегодня».
Ночью позвонили в дверь. Мама открыла, ничего не понимая. На пороге стояли трое: Леня, его мать и бабка. Когда мама разобралась, зачем они пришли, стала возмущаться. Во-первых, ей и в голову не могло прийти, что я могу за него замуж пойти. Она ведь ничего до сих пор не знала. Во-вторых, почему ночью-то?
«Ну, смотрите, мы ведь и уйти можем», — заявила бабка и строго глянула на меня. «И больше не придем», — добавил Леня.
У меня началась истерика. Я кричала, что давно люблю Леню и если мама будет против, то наложу на себя руки. Отец и мать были в шоке от этой сцены. Уговаривали не торопиться. Выдвигали предположения, что я. поссорившись с Костей, ему в отместку иду на это. «Я не люблю Костю! Причем он вообще?!
Страница
1 из 2
1 из 2
