Район, где мы охотились, находится на северо-востоке Свердловской области. Конкретизировать не буду, чтобы не ронять тень на руководство муниципалитета. По ходу повествования поймёте почему.
Добавить в моё избранное
7 мин, 31 сек 7031
В заброшенном леспромхозе, где мы останавливались, до сих пор проживают три семьи. Одна пара бездетная, у второй — пацан 14 лет, у третьей — двое: сынишка с дочурой, погодки — четвёртый и третий класс. Вот об этих ребятишках и пойдёт речь.
В пору, когда они родились, вокруг леспромхоза ещё теплилась жизнь. В посёлке проживало несколько десятков семей. Была своя маленькая школа с библиотекой. Работал небольшой продуктовый магазинчик. И даже таксофон с городским номером провели лет восемь назад. Правда, в рабочем состоянии пробыл он недолго — где-то через полгода случился обрыв на линии, а ремонтировать уже никто не стал. Но оранжевый полукупол на столбике до сих пор торчит на пустыре как единственное напоминание о цивилизации.
Ибо ныне, кроме этого артефакта, ничего в округе не свидетельствует о том, что на дворе двадцать первый век. Леспромхоз благополучно загнулся года три назад. Жители — кто помер, кто переехал в район к родственникам. Оставшимся горемыкам уезжать было не к кому, а жильё в райцентре взамен брошенного никто не предоставит. Ютиться семьями в задрыпанной общаге при колонии, находящейся в пятнадцати километрах, тоже не хотелось. Вот и остались на старом месте. Мужики служили в колонии, бабы — дома, на хозяйстве и с детьми.
Летом ребятне тут, конечно, раздолье — ягоды, грибы, рыбалка, купание в речке. А с началом учебного года начинались проблемы. Ближайшая школа располагается в ПГТ, километрах в сорока. Чтобы попасть туда, надо было сначала добраться до колонии, там успеть на служебный автобус, который, выгрузив служивых, вёз обратным рейсом немногочисленных школяров в школу. Иногда малышню отправляли на зиму в районный интернат, но они оттуда сбегали. Ни в какую не принимала детская душа, нагулявшаяся за лето на лесных и речных просторах, тюремную обстановку богоугодного заведения.
Мастеровитые папашки ребятни всё-таки нашли выход из положения. Отыскали среди брошенного металлолома леспромхоза старую дизельную мотодрезину. Восстановили и модернизировали её, соорудив платформу и подобие будки на ней. С поворотным сиденьем рулевого и скамейками для пассажиров. Дело в том, что между леспромхозом и колонией пролегала узкоколейная дорога, хоть и не использовавшаяся долгое время, но всё ещё в сносном состоянии. Раньше по ней бегал маленький тепловозик, таскавший брёвна и хлысты на переработку в деревообрабатывающий цех колонии, где трудились зэки. Ну, а как леспромхоз закрыли, то и узкоколейку бросили за ненадобностью. Ветка зарастала порослью молодняка и кустами с травой. К тому же была ещё одна дорога, более короткая. По ней частники срубленный лес вывозили. Но проехать там можно было только летом, да и то в сухую погоду.
В общем, восстановив узкоколейное средство передвижения, мужики заодно очистили и весь пятнадцатикилометровый участок железки от растительных препятствий, кое-где и шпалы пришлось заменить. Потом обкатали узкоколейку на дрезине. Сначала сами, а после и старшего из пацанов, шестиклассника Данилу, обучили управляться с агрегатом. Да и то, наука не шибко мудрёная — кнопка и два рычага с педалькой, обезьяна справится.
Так детишки втроём и ездили с сентября до большого снега, а по весне — с проталин до мая. Выезжали утром в шесть-полседьмого, к восьми уже были в колонии, оставляли свою дрезину в тупике до вечера и пересаживались на служебный автобус, который вёз до школы. Вечером в обратном порядке возвращались домой. Поначалу с малышнёй ездил кто-нибудь из взрослых, но потом успокоились и стали отправлять одних.
Весь прошлый учебный год они откатались без особых приключений. А вот в нынешнем не задалось. Ещё до снега стали часто замечать волчью стаю, которая периодически появлялась то на одном, то на другом участке пути. Близко волки не подходили, но внимательно наблюдали издалека, словно выжидая. И в том году видели серых хищников, но не стаей, а парой или в одиночку. На всякий случай в дрезине всегда находился длинный и острый пожарный багор. Чтобы было чем отпугнуть, если близко вдруг хищник подскочит.
А ещё дети рассказывали, что в туман, в том месте пути, где железнодорожная ветка проходит меж двух высоких бугров, как по дну каньона, иногда видят на вершине одного из холмов мужчину в зимнем форменном бушлате или ватнике и чёрной зэковской шапке-ушанке. Он молча стоит наверху, поворачиваясь за проезжающей мимо дрезиной, а потом машет вослед рукой. Из-за расстояния и туманной дымки лицо мужчины рассмотреть не получается. Поначалу детишки пугались странного мужика, но вскоре попривыкли и сами стали махать ему в ответ, крича приветствия. Но мужик почему-то ни разу ничего не ответил, а только молча стоял с поднятой рукой, словно истукан.
Отцы пацанят сами служили в колонии, но ни о каких беглецах за последние несколько лет не слыхали. А ходящих за территорию рабочих зэков уже со времён кончины леспромхоза не бывало. В общем, решили, что детишкам или померещилось, или от скуки просто нафантазировали.
В пору, когда они родились, вокруг леспромхоза ещё теплилась жизнь. В посёлке проживало несколько десятков семей. Была своя маленькая школа с библиотекой. Работал небольшой продуктовый магазинчик. И даже таксофон с городским номером провели лет восемь назад. Правда, в рабочем состоянии пробыл он недолго — где-то через полгода случился обрыв на линии, а ремонтировать уже никто не стал. Но оранжевый полукупол на столбике до сих пор торчит на пустыре как единственное напоминание о цивилизации.
Ибо ныне, кроме этого артефакта, ничего в округе не свидетельствует о том, что на дворе двадцать первый век. Леспромхоз благополучно загнулся года три назад. Жители — кто помер, кто переехал в район к родственникам. Оставшимся горемыкам уезжать было не к кому, а жильё в райцентре взамен брошенного никто не предоставит. Ютиться семьями в задрыпанной общаге при колонии, находящейся в пятнадцати километрах, тоже не хотелось. Вот и остались на старом месте. Мужики служили в колонии, бабы — дома, на хозяйстве и с детьми.
Летом ребятне тут, конечно, раздолье — ягоды, грибы, рыбалка, купание в речке. А с началом учебного года начинались проблемы. Ближайшая школа располагается в ПГТ, километрах в сорока. Чтобы попасть туда, надо было сначала добраться до колонии, там успеть на служебный автобус, который, выгрузив служивых, вёз обратным рейсом немногочисленных школяров в школу. Иногда малышню отправляли на зиму в районный интернат, но они оттуда сбегали. Ни в какую не принимала детская душа, нагулявшаяся за лето на лесных и речных просторах, тюремную обстановку богоугодного заведения.
Мастеровитые папашки ребятни всё-таки нашли выход из положения. Отыскали среди брошенного металлолома леспромхоза старую дизельную мотодрезину. Восстановили и модернизировали её, соорудив платформу и подобие будки на ней. С поворотным сиденьем рулевого и скамейками для пассажиров. Дело в том, что между леспромхозом и колонией пролегала узкоколейная дорога, хоть и не использовавшаяся долгое время, но всё ещё в сносном состоянии. Раньше по ней бегал маленький тепловозик, таскавший брёвна и хлысты на переработку в деревообрабатывающий цех колонии, где трудились зэки. Ну, а как леспромхоз закрыли, то и узкоколейку бросили за ненадобностью. Ветка зарастала порослью молодняка и кустами с травой. К тому же была ещё одна дорога, более короткая. По ней частники срубленный лес вывозили. Но проехать там можно было только летом, да и то в сухую погоду.
В общем, восстановив узкоколейное средство передвижения, мужики заодно очистили и весь пятнадцатикилометровый участок железки от растительных препятствий, кое-где и шпалы пришлось заменить. Потом обкатали узкоколейку на дрезине. Сначала сами, а после и старшего из пацанов, шестиклассника Данилу, обучили управляться с агрегатом. Да и то, наука не шибко мудрёная — кнопка и два рычага с педалькой, обезьяна справится.
Так детишки втроём и ездили с сентября до большого снега, а по весне — с проталин до мая. Выезжали утром в шесть-полседьмого, к восьми уже были в колонии, оставляли свою дрезину в тупике до вечера и пересаживались на служебный автобус, который вёз до школы. Вечером в обратном порядке возвращались домой. Поначалу с малышнёй ездил кто-нибудь из взрослых, но потом успокоились и стали отправлять одних.
Весь прошлый учебный год они откатались без особых приключений. А вот в нынешнем не задалось. Ещё до снега стали часто замечать волчью стаю, которая периодически появлялась то на одном, то на другом участке пути. Близко волки не подходили, но внимательно наблюдали издалека, словно выжидая. И в том году видели серых хищников, но не стаей, а парой или в одиночку. На всякий случай в дрезине всегда находился длинный и острый пожарный багор. Чтобы было чем отпугнуть, если близко вдруг хищник подскочит.
А ещё дети рассказывали, что в туман, в том месте пути, где железнодорожная ветка проходит меж двух высоких бугров, как по дну каньона, иногда видят на вершине одного из холмов мужчину в зимнем форменном бушлате или ватнике и чёрной зэковской шапке-ушанке. Он молча стоит наверху, поворачиваясь за проезжающей мимо дрезиной, а потом машет вослед рукой. Из-за расстояния и туманной дымки лицо мужчины рассмотреть не получается. Поначалу детишки пугались странного мужика, но вскоре попривыкли и сами стали махать ему в ответ, крича приветствия. Но мужик почему-то ни разу ничего не ответил, а только молча стоял с поднятой рукой, словно истукан.
Отцы пацанят сами служили в колонии, но ни о каких беглецах за последние несколько лет не слыхали. А ходящих за территорию рабочих зэков уже со времён кончины леспромхоза не бывало. В общем, решили, что детишкам или померещилось, или от скуки просто нафантазировали.
