Беседу ведут и комментируют Даниеле Костантини и Франческо Даль Боско… Оглядываясь назад ко временам дебюта Ардженто в кино — фильму «Птица с хрустальными перьями», — невольно задаешься вопросом: что же побудило Дарио Ардженто со всей страстью и талантом посвятить себя фильмам ужасов и триллерам, жанрам в его родной Италии не только малопопулярным, но и, как правило, презираемым, а с продюсерской точки зрения совершенно маргинальным.
Добавить в моё избранное
19 мин, 3 сек 12515
Точно так же несерьезно относились к рассказам Лавкрафта, например. В лучшем случае все это считали издержками фантазии. Никому и в голову не приходило видеть здесь опасность. Может быть, глупость, но только не опасность.
Сейчас, конечно, такое кино совершенно не кажется глупым. Я считаю, что оно обладает способностью будить воображение множества людей, способностью, которой традиционное кино часто оказывается лишенным. Некоторые фильмы ужасов отражают — опосредованным образом — дискомфорт, страхи, сумасшествия нашей повседневной жизни. Но все же не следует забывать, что речь идет о фантастическом вымысле, об обмане, о фикции.
Фильм ужасов заставляет зрителя испытывать страх так же, как комедия заставляет смеяться. В обоих случаях речь идет об адекватных реакциях на игровое представление. Я имею в виду, что это не тот страх и не тот смех, которые мы испытываем в реальной жизни, в реальных ситуациях. В страхе, внушаемом черным кино, есть элемент удовольствия, идущего от сознания своей неуязвимости. Человек испытывает прилив энергии, своего рода опьянение от иллюзорной возможности пройти невредимым через смертельно опасные приключения. Зритель, сидя в кресле, наблюдает за действием, вызывающим у него ненастоящий ужас. Это подобно имитации полета. Или же прививке. Ты испытываешь симптомы болезни, которой на самом деле не болен, и в то же время становишься сильнее, потому что знаешь, что опасность тебе не грозит.
У меня, однако, есть свой особый способ изложения. В недавнем моем фильме «Синдром Стендаля», например, некоторые преступления остаются за кадром. Они даны только намеками. Есть и другие сцены, где насилие показано более прямо. Я не устраиваю настоящей «бойни», не работаю с «чистым» ужасом. Может быть, на следующем этапе жизни я почувствую потребность попробовать и это, не знаю, но пока я иду в другом направлении.
Сейчас, конечно, такое кино совершенно не кажется глупым. Я считаю, что оно обладает способностью будить воображение множества людей, способностью, которой традиционное кино часто оказывается лишенным. Некоторые фильмы ужасов отражают — опосредованным образом — дискомфорт, страхи, сумасшествия нашей повседневной жизни. Но все же не следует забывать, что речь идет о фантастическом вымысле, об обмане, о фикции.
Фильм ужасов заставляет зрителя испытывать страх так же, как комедия заставляет смеяться. В обоих случаях речь идет об адекватных реакциях на игровое представление. Я имею в виду, что это не тот страх и не тот смех, которые мы испытываем в реальной жизни, в реальных ситуациях. В страхе, внушаемом черным кино, есть элемент удовольствия, идущего от сознания своей неуязвимости. Человек испытывает прилив энергии, своего рода опьянение от иллюзорной возможности пройти невредимым через смертельно опасные приключения. Зритель, сидя в кресле, наблюдает за действием, вызывающим у него ненастоящий ужас. Это подобно имитации полета. Или же прививке. Ты испытываешь симптомы болезни, которой на самом деле не болен, и в то же время становишься сильнее, потому что знаешь, что опасность тебе не грозит.
У меня, однако, есть свой особый способ изложения. В недавнем моем фильме «Синдром Стендаля», например, некоторые преступления остаются за кадром. Они даны только намеками. Есть и другие сцены, где насилие показано более прямо. Я не устраиваю настоящей «бойни», не работаю с «чистым» ужасом. Может быть, на следующем этапе жизни я почувствую потребность попробовать и это, не знаю, но пока я иду в другом направлении.
