Добавить в моё избранное
8 мин, 48 сек 28
Братья опять стали собираться, а Иван‑дурак и говорит: «Братья! Дайте мне каку‑нибудь лошадь». Они отвечают: «Сиди, дурак, дома! Другу лошадь ты станешь переводить!» Нет, отбиться не могли, велели опять взять хромую кобылешку. Иван‑дурак и ту управил, заколол, кожу развесил на поскотине, а мясо бросил; сам свистнул молодецким посвистом, гайкнул богатырским голосом: «Сивко‑бурко, вещий воронко!» Бурко бежит, только земля дрожит, из очей пламя пышет, а из ноздрей дым столбом. Иван‑дурак в право ухо залез – оделся, выскочил в лево – молодцом сделался, соскочил на коня, поехал; портрет не достал только за два бревна. Видели, откуда приехал, а не видели, куда уехал! Бурка отпустил, а сам пошел домой, сел на печь, дожидается братовей. Братья приехали и сказывают: «Бабы! Тот же молодец опять приезжал, да не достал портрет только за два бревна». Иван‑дурак и говорит им: «Братья, не я ли тут был?» – «Сиди, дурак! Где у черта был!»
Через немного время от царя опять клич. Братья начали сбираться, а Иван‑дурак и просит: «Дайте, братья, каку‑нибудь лошадь; я съезжу, посмотрю же». – «Сиди, дурак, дома! Докуда лошадей‑то у нас станешь переводить?» Нет, отбиться не могли, бились‑бились, велели взять худую кобылешку; сами уехали. Иван‑дурак и ту управил, зарезал, бросил; сам свистнул молодецким посвистом, гайкнул богатырским голосом: «Сивко‑бурко, вещий воронко!» Воронко бежит, только земля дрожит, из очей пламя пышет, а из ноздрей дым столбом. Иван‑дурак в одно ушко залез – напился‑наелся, в друго вылез – молодцом оделся, сел на коня и поехал. Как только доехал до царских чертогов, портрет и ширинку так и сорвал. Видели, откуда приехал, а не видели, куда уехал! Он так же воронка отпустил, пошел домой, сел на печь, ждет братовей. Братья приехали, сказывают: «Ну, хозяйки! Тот же молодец как нагнал сегодня, так портрет и сорвал». Иван‑дурак сидит за трубой и бает: «Братья, не я ли тут был?» – «Сиди, дурак! Где ты у черта был!»
Через немного время царь сделал бал, созывает всех бояр, воевод, князей, думных, сенаторов, купцов, мещан и крестьян. И Ивановы братья поехали; Иван‑дурак не отстал, сел где‑то на печь за трубу, глядит, рот разинул. Царевна потчует гостей, каждому подносит пива и смотрит, не утрется ли кто ширинкой? – тот ее и жених. Только никто не утерся; а Иван‑дурака не видала, обошла. Гости разошлись. На другой день царь сделал другой бал; опять виноватого не нашли, кто сорвал ширинку. На третий день царевна так же стала из своих рук подносить гостям пиво; всех обошла, никто не утерся ширинкой. «Что это, – думает она себе, – нет моего суженого!» Взглянула за трубу и увидела там Ивана‑дурака; платьишко на нем худое, весь в саже, волосы дыбом. Она налила стакан пива, подносит ему, а братья глядят, да и думают: царевна‑то и дураку‑то подносит пиво! Иван‑дурак выпил, да и утерся ширинкой. Царевна обрадовалась, берет его за руку, ведет к отцу и говорит: «Батюшка! Вот мой суженый». Братовей тут ровно ножом по сердцу‑то резнуло, думают: «Чего это царевна! Не с ума ли сошла? Дурака ведет в сужены». Разговоры тут коротки: веселым пирком да за свадебку. Наш Иван тут стал не Иван‑дурак, а Иван царский зять; оправился, очистился, молодец молодцом стал, не стали люди узнавать! Тогда‑то братья узнали, что значило ходить спать на могилу к отцу.
* * *
Мы говорим, что мы умны, а старики спорят: нет, мы умнее вас были; а сказка сказывает, что когда еще наши деды не учились и пращуры не родились, а в некотором царстве, в некотором государстве жил‑был такой старичок, который трех своих сынов научил грамоте и всему книжному. «Ну, детки, – говорил он им, – умру я – приходите ко мне на могилу читать». – «Хорошо, хорошо, батюшка!» – отвечали дети.
Старшие два брата какие были молодцы: и рослы, и дородны! А меньшой, Ванюша, – как недоросточек, как защипанный утеночек, гораздо поплоше. Старик отец умер. В ту пору от царя пришло известие, что дочь его Елена‑царевна Прекрасная приказала выстроить себе храм о двенадцать столбов, о двенадцать венцов, сядет она в этом храме на высоком троне и будет ждать жениха, удалого молодца, который бы на коне‑летуне с одного взмаха поцеловал ее в губки. Всполошился весь молодой народ, облизывается, почесывается и раздумывает: кому такая честь выпадет? «Братья, – говорит Ванюша, – отец умер; кто из нас пойдет на могилу читать?» – «А кого охота берет, тот пускай и идет!» – отвечали братья; Ваня пошел. А старшие знай себе коней объезжают, кудри завивают, фабрятся, бодрятся родимые…
Пришла другая ночь. «Братья, я прочитал, – говорил Ваня, – ваша очередь; который пойдет?» – «А кто охоч, тот и читай, а нам дело делать не мешай». Сами заломили шапки, гикнули, ахнули, полетели, понеслись, загуляли в чистом поле! Ванюша опять читал; на третью ночь то же. А братья выездили коней, расчесали усы, собираются нынче‑завтра пытать свое удальство перед очами Елены Прекрасной. «Брать ли меньшего? – думают. – Нет, куда с ним!
Через немного время от царя опять клич. Братья начали сбираться, а Иван‑дурак и просит: «Дайте, братья, каку‑нибудь лошадь; я съезжу, посмотрю же». – «Сиди, дурак, дома! Докуда лошадей‑то у нас станешь переводить?» Нет, отбиться не могли, бились‑бились, велели взять худую кобылешку; сами уехали. Иван‑дурак и ту управил, зарезал, бросил; сам свистнул молодецким посвистом, гайкнул богатырским голосом: «Сивко‑бурко, вещий воронко!» Воронко бежит, только земля дрожит, из очей пламя пышет, а из ноздрей дым столбом. Иван‑дурак в одно ушко залез – напился‑наелся, в друго вылез – молодцом оделся, сел на коня и поехал. Как только доехал до царских чертогов, портрет и ширинку так и сорвал. Видели, откуда приехал, а не видели, куда уехал! Он так же воронка отпустил, пошел домой, сел на печь, ждет братовей. Братья приехали, сказывают: «Ну, хозяйки! Тот же молодец как нагнал сегодня, так портрет и сорвал». Иван‑дурак сидит за трубой и бает: «Братья, не я ли тут был?» – «Сиди, дурак! Где ты у черта был!»
Через немного время царь сделал бал, созывает всех бояр, воевод, князей, думных, сенаторов, купцов, мещан и крестьян. И Ивановы братья поехали; Иван‑дурак не отстал, сел где‑то на печь за трубу, глядит, рот разинул. Царевна потчует гостей, каждому подносит пива и смотрит, не утрется ли кто ширинкой? – тот ее и жених. Только никто не утерся; а Иван‑дурака не видала, обошла. Гости разошлись. На другой день царь сделал другой бал; опять виноватого не нашли, кто сорвал ширинку. На третий день царевна так же стала из своих рук подносить гостям пиво; всех обошла, никто не утерся ширинкой. «Что это, – думает она себе, – нет моего суженого!» Взглянула за трубу и увидела там Ивана‑дурака; платьишко на нем худое, весь в саже, волосы дыбом. Она налила стакан пива, подносит ему, а братья глядят, да и думают: царевна‑то и дураку‑то подносит пиво! Иван‑дурак выпил, да и утерся ширинкой. Царевна обрадовалась, берет его за руку, ведет к отцу и говорит: «Батюшка! Вот мой суженый». Братовей тут ровно ножом по сердцу‑то резнуло, думают: «Чего это царевна! Не с ума ли сошла? Дурака ведет в сужены». Разговоры тут коротки: веселым пирком да за свадебку. Наш Иван тут стал не Иван‑дурак, а Иван царский зять; оправился, очистился, молодец молодцом стал, не стали люди узнавать! Тогда‑то братья узнали, что значило ходить спать на могилу к отцу.
* * *
Мы говорим, что мы умны, а старики спорят: нет, мы умнее вас были; а сказка сказывает, что когда еще наши деды не учились и пращуры не родились, а в некотором царстве, в некотором государстве жил‑был такой старичок, который трех своих сынов научил грамоте и всему книжному. «Ну, детки, – говорил он им, – умру я – приходите ко мне на могилу читать». – «Хорошо, хорошо, батюшка!» – отвечали дети.
Старшие два брата какие были молодцы: и рослы, и дородны! А меньшой, Ванюша, – как недоросточек, как защипанный утеночек, гораздо поплоше. Старик отец умер. В ту пору от царя пришло известие, что дочь его Елена‑царевна Прекрасная приказала выстроить себе храм о двенадцать столбов, о двенадцать венцов, сядет она в этом храме на высоком троне и будет ждать жениха, удалого молодца, который бы на коне‑летуне с одного взмаха поцеловал ее в губки. Всполошился весь молодой народ, облизывается, почесывается и раздумывает: кому такая честь выпадет? «Братья, – говорит Ванюша, – отец умер; кто из нас пойдет на могилу читать?» – «А кого охота берет, тот пускай и идет!» – отвечали братья; Ваня пошел. А старшие знай себе коней объезжают, кудри завивают, фабрятся, бодрятся родимые…
Пришла другая ночь. «Братья, я прочитал, – говорил Ваня, – ваша очередь; который пойдет?» – «А кто охоч, тот и читай, а нам дело делать не мешай». Сами заломили шапки, гикнули, ахнули, полетели, понеслись, загуляли в чистом поле! Ванюша опять читал; на третью ночь то же. А братья выездили коней, расчесали усы, собираются нынче‑завтра пытать свое удальство перед очами Елены Прекрасной. «Брать ли меньшего? – думают. – Нет, куда с ним!
Страница
2 из 3
2 из 3
