На Русе было на православной, княжил князь тут Дмитрий Иванович. Засылал он с даньёй русского посла Захарья Тютрина к Мамаю безбожному, псу смердящему. Правится путем‑дорогой русский посол Захарий Тютрин; пришел он к Мамаю безбожному, псу смердящему.
Добавить в моё избранное
11 мин, 12 сек 27
«Давай‑примай, – говорит, – дань от русского князя Дмитрия Ивановича!» Отвечает Мамай безбожный: «Покуль не омоешь ног моих и не поцелуешь бахил, не приму я дани князя Дмитрия Ивановича». Взадь отвечает русский посол Захарко Тютрин: «Чем бы с дороги молодца напоить‑накормить, в бане выпарить, втепор вестей попросить, а ты, Мамай безбожный, пес смердящий (за эвти‑то слова раздуй твою утробу толще угольной ямы!), того‑перво велишь мыть твои басурманские ноги и целовать бахилы; не след мыть ноги и целовать бахилы русскому послу Захарью Тютрину! Пусть поганый татарин, Мамай безбожный, буде есть вера, целует ноги русского посла Захарья Тютрина!»
Разъярился собака‑татарин, рвал свои черные кудри, метал их наземь – по застолью, княжеские бумаги придрал и писал свои ярлыки скорописчатые: «Когда будет овес кудряв, баран мохнат, у коня под копытом трава и вода, втепор Мамай безбожный будет с святой Русью воевать: втепор мне ни воды, ни хлеба не надо!» Набрал он из татар сильных, могучих богатырей тридцать человек без одного, посылает их на нечестное побоище: «Пошли, – говорит, – слуги мои верные, попервее русского посла Захарья Тютрина; дорогой уходите его в темных лесах, в крутых угорах, а тело вздымите на лесину в откормку птицам».
Правится путем‑дорогой русский посол Захарий Тютрин; пристигала его темна ночь на бору: не оснащается ночевать – одно идет вперед. Поутру, на восхожем на солнышке, видит русский посол Захарий Тютрин: выходят из лесу тридцать без одного сильных, могучих богатырей. Не уробил Захарий Тютрин поганых татаровей, захватил оберуч корзоватую уразину и ждет незваных гостей. Ударили татаровья на Захарья Тютрина, поставили на округ доброго молодца. Учал Захарко поворачиваться, учал он уразиной гостей чествовать: кого раз ударит – грязьёй сделает. Невмоготу стало поганым татаровьям супротивничать русскому послу Захарью Тютрину, учали они конаться ему хорошими речьми: «Отпусти ты нас живьем, русский посол Захарий Тютрин, не посмеем больше перечить тебе!» Глядит Захарко на сильных, могучих богатырей: из тридцати голов без одной остались живы только пять голов, да и те уразиной испроломаны, кушаками головы завязаны; сжалялся он над погаными нехристями, отпустил их к Мамаю безбожному. «Правьтесь, – говорит, – скажите, каково обидеть русского посла Захарья Тютрина».
Ударил он своего доброго коня по крутым бедрам: конь по первый ускок сделал сто саженей печатных, вторым ускоком версту промеж ногами проложил, третьего ускока на земле опятнать не могли. Смекнул дело путем‑дорогой русский посол Захарий Тютрин: наимал он двенадцать ясных соколов да тридцать белых кречетов; первее того испридрал ярлыки Мамая поганого и писал свои листы скорописчаты; написавши, привязал к птичьим хвостам и примолвил:
«Ясные соколы и белые кречеты! Полетите вы ко князю ко Дмитрию Ивановичу в каменну Москву, накажите, чтоб Задонский князь Дмитрий Иванович собирал по городам и селам и по дальним деревням рать‑силу несметную; оставлял бы по домам только слепых, да хромых, да малых ребят‑недоростков – их печаловать. А я пойду, накажите, в свое место, стану собирать мохначей, бородачей – донских казаков».
Поутру было, на всхожем на солнышке, пошли морока по ясну небу, понесли с собой частый, мелкий дождь со буйным ветром со вихорем. Во шуму, во грому ничего не чуть стало, только чуть громкий зык от терема княжеского; Задонский князь Дмитрий Иванович наказал клич кликать по всей Москве белокаменной: «Собирайтесь все князья и бояра, и сильные, могучие богатыри, и все поленицы удалые ко князю во светлый терем на трапезу». Собирались со всех концов Москвы белокаменной все князи и бояра, сильные, могучие богатыри и все поленицы удалые ко князю во светлый терем на трапезу – послушать его разумных речей, а и того пуще – посмотреть его очи ясные. Как матерый дуб промеж тонкими кустами вересовыми, что вершиною в небо взвивается, – значит великий князь промеж своими князьями и боярами.
Не золота трубочка вострубила, Задонский князь Дмитрий Иванович стал речь держать: «Воины мои любимые! Не на попойку призывал я вас, не на радостный пир вы ко мне собиралися; собиралися вы ко мне за печальной весточкой: Мамай безбожный, пес смердящий, со всема своима ордами некрещеными, идет святую Русь воевать; будет нам от Мамая‑собаки пить горькая чаша! Пойдемте, мои любимые воины, к океан‑морю, изладим легкие струги, и побежим мы из океан‑моря в море Хвалынское к соловецким чудотворцам: запремся там – и нечего с нас будет взять Мамаю безбожному, псу смердящему; в другую сторону он нас полонит, очи выкопает и злой смерти предаст».
Отвечают князи и бояре, буйны головы понуривши: «Задонский князь Дмитрий Иванович!
Разъярился собака‑татарин, рвал свои черные кудри, метал их наземь – по застолью, княжеские бумаги придрал и писал свои ярлыки скорописчатые: «Когда будет овес кудряв, баран мохнат, у коня под копытом трава и вода, втепор Мамай безбожный будет с святой Русью воевать: втепор мне ни воды, ни хлеба не надо!» Набрал он из татар сильных, могучих богатырей тридцать человек без одного, посылает их на нечестное побоище: «Пошли, – говорит, – слуги мои верные, попервее русского посла Захарья Тютрина; дорогой уходите его в темных лесах, в крутых угорах, а тело вздымите на лесину в откормку птицам».
Правится путем‑дорогой русский посол Захарий Тютрин; пристигала его темна ночь на бору: не оснащается ночевать – одно идет вперед. Поутру, на восхожем на солнышке, видит русский посол Захарий Тютрин: выходят из лесу тридцать без одного сильных, могучих богатырей. Не уробил Захарий Тютрин поганых татаровей, захватил оберуч корзоватую уразину и ждет незваных гостей. Ударили татаровья на Захарья Тютрина, поставили на округ доброго молодца. Учал Захарко поворачиваться, учал он уразиной гостей чествовать: кого раз ударит – грязьёй сделает. Невмоготу стало поганым татаровьям супротивничать русскому послу Захарью Тютрину, учали они конаться ему хорошими речьми: «Отпусти ты нас живьем, русский посол Захарий Тютрин, не посмеем больше перечить тебе!» Глядит Захарко на сильных, могучих богатырей: из тридцати голов без одной остались живы только пять голов, да и те уразиной испроломаны, кушаками головы завязаны; сжалялся он над погаными нехристями, отпустил их к Мамаю безбожному. «Правьтесь, – говорит, – скажите, каково обидеть русского посла Захарья Тютрина».
Ударил он своего доброго коня по крутым бедрам: конь по первый ускок сделал сто саженей печатных, вторым ускоком версту промеж ногами проложил, третьего ускока на земле опятнать не могли. Смекнул дело путем‑дорогой русский посол Захарий Тютрин: наимал он двенадцать ясных соколов да тридцать белых кречетов; первее того испридрал ярлыки Мамая поганого и писал свои листы скорописчаты; написавши, привязал к птичьим хвостам и примолвил:
«Ясные соколы и белые кречеты! Полетите вы ко князю ко Дмитрию Ивановичу в каменну Москву, накажите, чтоб Задонский князь Дмитрий Иванович собирал по городам и селам и по дальним деревням рать‑силу несметную; оставлял бы по домам только слепых, да хромых, да малых ребят‑недоростков – их печаловать. А я пойду, накажите, в свое место, стану собирать мохначей, бородачей – донских казаков».
Поутру было, на всхожем на солнышке, пошли морока по ясну небу, понесли с собой частый, мелкий дождь со буйным ветром со вихорем. Во шуму, во грому ничего не чуть стало, только чуть громкий зык от терема княжеского; Задонский князь Дмитрий Иванович наказал клич кликать по всей Москве белокаменной: «Собирайтесь все князья и бояра, и сильные, могучие богатыри, и все поленицы удалые ко князю во светлый терем на трапезу». Собирались со всех концов Москвы белокаменной все князи и бояра, сильные, могучие богатыри и все поленицы удалые ко князю во светлый терем на трапезу – послушать его разумных речей, а и того пуще – посмотреть его очи ясные. Как матерый дуб промеж тонкими кустами вересовыми, что вершиною в небо взвивается, – значит великий князь промеж своими князьями и боярами.
Не золота трубочка вострубила, Задонский князь Дмитрий Иванович стал речь держать: «Воины мои любимые! Не на попойку призывал я вас, не на радостный пир вы ко мне собиралися; собиралися вы ко мне за печальной весточкой: Мамай безбожный, пес смердящий, со всема своима ордами некрещеными, идет святую Русь воевать; будет нам от Мамая‑собаки пить горькая чаша! Пойдемте, мои любимые воины, к океан‑морю, изладим легкие струги, и побежим мы из океан‑моря в море Хвалынское к соловецким чудотворцам: запремся там – и нечего с нас будет взять Мамаю безбожному, псу смердящему; в другую сторону он нас полонит, очи выкопает и злой смерти предаст».
Отвечают князи и бояре, буйны головы понуривши: «Задонский князь Дмитрий Иванович!
Страница
1 из 4
1 из 4
