Не всякий рыбак в Эплдоре возьмётся свежевать тюленя, даже если найдёт до того на берегу красную шапку. Морской урожай в здешних водах скуден, земля не родит и вовсе, но похлебка, густо заправленная нутряным салом, пугает людей куда больше голода.
Добавить в моё избранное
1 мин, 52 сек 8248
Муж мой храбр: каждое новолуние он выходит на отмель, и прилив оставляет в его объятиях тяжёлое, скользкое тело. Каждое новолуние он вспарывает полосатую шкуру рыбацким ножом и видит под ней сперва кожу — нежную, как перламутр, затем глаза — ясные, как лёд, и наконец женщину — неотличимую от человека, когда бы не соленая стылая накипь на верхних и нижних губах, которые он тотчас согревает поцелуем.
Муж мой добр, и не потому, что ни разу из трёх не ударил и не попрекнул бесплодием. Каждое полнолуние он выходит на отмель, закутав меня пожухшей звериной полостью с неумело положенной штопкой, и отлив оставляет в его объятиях тяжкую, сквозящую навылет пустоту, а я плыву прочь, на далекие звезды, и тюленья шкура, срастаясь под швами, понемногу переваривает во мне всё наносное, всё человеческое. Муж мой знает, что я непременно вернусь, но никто не предскажет заранее, какую бесшерстую плоть обнажат мои раны в нашу новую встречу. Найдет ли он, как бывало прежде, морскую жену в расцвете роскошного женства? Или, быть может, по-рыбьи костлявого мальчишку, что порой грезится ему во сне? Или совсем ничего — только обмылок перламутра между кровью и слизью рождения, и черепок льда, и зернышко соли, ещё теплое от прикосновения губ?
Муж мой любит меня, я же стараюсь быть ему верной супругой: жду на берегу с ловли, и варю густую похлебку на собственном сытном жирке, и конопачу своим полосатым мехом вместо мха нашу старую хижину. Лишь об одном я жалею: что он никогда не увидит, как сыплют трескучими искрами мороза вершины блуждающих гор и как солнце всю летнюю ночь плывет над волнами, не замочив лучей. Я — дитя моря и ветра, он — прах от праха земного: не будет у нас ни потомства, ни общей судьбы.
Правду молвит тюленье присловье: всем шёлков муж, да не шелков. Но иногда мне кажется… Иногда мне кажется, что люди и шелки похожи куда больше, чем принято думать. Мне кажется: люди, как шелки, способны пусть ненадолго, но переродиться — с лица наизнанку.
Рыбацкий нож воткнут от порчи в подгнивший порожек, невеликий труд вытащить. Муж мой спит крепко, так крепко, что не добудиться к заутрене. У меня верный глаз, и руки не дрогнут. Чем ещё я могу отплатить за его доброту?
… Зря ли говорят: редкий рыбак в Эплдоре станет свежевать тюленя, даже за семь слезинок, пролитых в цельное море!
Муж мой добр, и не потому, что ни разу из трёх не ударил и не попрекнул бесплодием. Каждое полнолуние он выходит на отмель, закутав меня пожухшей звериной полостью с неумело положенной штопкой, и отлив оставляет в его объятиях тяжкую, сквозящую навылет пустоту, а я плыву прочь, на далекие звезды, и тюленья шкура, срастаясь под швами, понемногу переваривает во мне всё наносное, всё человеческое. Муж мой знает, что я непременно вернусь, но никто не предскажет заранее, какую бесшерстую плоть обнажат мои раны в нашу новую встречу. Найдет ли он, как бывало прежде, морскую жену в расцвете роскошного женства? Или, быть может, по-рыбьи костлявого мальчишку, что порой грезится ему во сне? Или совсем ничего — только обмылок перламутра между кровью и слизью рождения, и черепок льда, и зернышко соли, ещё теплое от прикосновения губ?
Муж мой любит меня, я же стараюсь быть ему верной супругой: жду на берегу с ловли, и варю густую похлебку на собственном сытном жирке, и конопачу своим полосатым мехом вместо мха нашу старую хижину. Лишь об одном я жалею: что он никогда не увидит, как сыплют трескучими искрами мороза вершины блуждающих гор и как солнце всю летнюю ночь плывет над волнами, не замочив лучей. Я — дитя моря и ветра, он — прах от праха земного: не будет у нас ни потомства, ни общей судьбы.
Правду молвит тюленье присловье: всем шёлков муж, да не шелков. Но иногда мне кажется… Иногда мне кажется, что люди и шелки похожи куда больше, чем принято думать. Мне кажется: люди, как шелки, способны пусть ненадолго, но переродиться — с лица наизнанку.
Рыбацкий нож воткнут от порчи в подгнивший порожек, невеликий труд вытащить. Муж мой спит крепко, так крепко, что не добудиться к заутрене. У меня верный глаз, и руки не дрогнут. Чем ещё я могу отплатить за его доброту?
… Зря ли говорят: редкий рыбак в Эплдоре станет свежевать тюленя, даже за семь слезинок, пролитых в цельное море!
