Эта история произошла со мной несколько лет назад. Ладно, если честно, она произошла не со мной, а с совершенно другим человеком. Тот человек был вечно хмур и грустен, в какой-то момент он даже практически перестал улыбаться. Он просто не видел в этом смысла.
Добавить в моё избранное
7 мин, 51 сек 2051
Весь мир вокруг был мёртв и запылён. Люди были отвратительно и ужасны, работа — бессмысленна и тупа. Книги читались максимум до середины, а обычно откладывались в самом начале. Так и росла у кровати стопка недочитанных, скучных серых книг.
И постоянная усталость, как будто бы к рукам и ногам привязали по две пудовые гири.
Вечное желание лечь, отдохнуть, убежать, спрятаться. И от мира, и от себя самого — отвратительного, гадкого, бессмысленного.
Особенно плохо и бессмысленно было по утрам, когда открывались глаза и во всей красе представлялся наступающий день. Приснопамятное правило SSDD за авторством Стивена Кинга — same shit different day — день другой, дерьмо всё тоже.
Возможно, единственное, что спасло его в определённый момент — то, что смерть представлялась такой же бессмысленной, как и жизнь, а значит, никак не могла привлечь его. Неоформленный кусок грязной серой глины — вот кем он был.
Вот кем был я.
В определённый момент у меня возникло ощущение, что всё бесполезно и что я не смогу вылечится. Организм уже дал сбой, мозг построил патологические связи, механизм самоуничтожения затикал где-то внутри. Можно только войти в длительную ремиссию, но рано или поздно всё вернется обратно. Иногда они возвращаются… А потом я нашёл лечение.
Я не помню, кто мне посоветовал этого психотерапевта. Неважно. К тому моменту я уже пытался работать с несколькими докторами, дисциплинированно глотал назначенные таблетки. Да, мне становилось лучше. Нет, не сильно.
В наших реалиях контакты хороших докторов подчас передаются друг другу, иначе и быть не может. С врачами психического профиля ситуация схожая, хоть и куда более сложная — мало кто готов признать даже перед ближайшим своим кругом, что с ним что-то не так, что зубчатые колеса уже завертелись внутри головы. Однако же, при желании, и хорошего, проверенного психотерапевта найти возможно. Всегда есть место для манёвра: «Один мой друг ходил к доктору»….
Нет, не помню, кто мне его посоветовал. Но, точно, кто-то должен был. Не материализовались же визитка с номером телефона сама по себе в моем кошельке?
Я хорошо помню нашу первую встречу. Грязный блочный дом на северной промышленной окраине города, подъезд — словно памятник желанию местного ЖКХ сэкономить на косметическом ремонте.
Он вышел встретить меня к лифту. Я не умею описывать людей, хорошее зрение и визуальная память на лица — два достоинства, которыми я, увы, не обладаю. Хотя обычно я фиксирую в памяти основное: цвет и длину волос, бороду, усы, очки и тому подобное. Не в этом случае. Совершенно не помню. Как будто в памяти пятно вместо лица.
Очки? Вроде да, а может, и нет?
Борода? Борода была, точно! Хотя нет, кажется, это были усы.
Квартиру я помню значительно лучше. Огромная просторная гостиная, прямо так и требующая называть себя залом. У стен — книжные стеллажи. Два кресла, друг напротив друга. И гигантский стол грубой тёмной древесины.
Видно было, что стол имеет долгую трудовую биографию. За ним пили чай, обедали, ужинали, принимали гостей, играли в карты, писали, рисовали и, наконец — лепили. Поверхность стола, свободная от пустых чашек, книг, кистей, была заставлена различными материалами. Я точно узнал гипс, в большой миске мокло папье-маше, по центру стоял наполовину обработанный кусок какого-то камня. Рядом лежала маленькая кирочка, как в «Побеге из Шоушенка». И, разумеется, там была глина. Глина и гончарный круг.
На подоконнике виднелись… работы? хозяина квартиры. Скажем честно, это не были произведения искусства. Слово «искусство» здесь совершенно не к месту. Как и слово «произведения». Это был какой-то косой невнятный кошмар, какие-то серые странные бессмысленные фигурки, ни на что не похожие. Я, наверное, в детском саду так лепил.
Я кивнул хозяину на стол, проявляя вежливость:
— Ваше хобби?
Доктор отмахнулся, невнятно пробурчал что-то абсолютно непонятное, требовательно указал мне на кресло — мол, садитесь.
Это было капельку непривычно — следуя моему предыдущему опыту, я ждал фразы вроде «выбирайте любое место, где ВАМ будет удобно находиться». С другой стороны, кроме кресла другого выбора у меня не было. Не на стол же мне было садиться, не на подоконник же, рискуя разбить эти серые… хм… объекты.
Уже не помню, с чего начался наш разговор. Вероятно, я рассказал свою историю, историю своей болезни, доктор сидел напротив, внимательно слушал, кивал, затем в какой-то момент встал, подошел к столу и начал что-то лепить. Я был несколько удивлён, даже прервался на полуслове, но, поймав ожидающий взгляд, продолжил свой рассказ. Неожиданно оказалось, что так мне стало гораздо проще говорить.
Почти весь сеанс говорил только я. Доктор буквально пару раз что-то уточнил, что-то спросил, не отрываясь от процесса лепки. В какой-то момент у меня даже возник вопрос: а за что я, собственно, отдаю свои деньги?
И постоянная усталость, как будто бы к рукам и ногам привязали по две пудовые гири.
Вечное желание лечь, отдохнуть, убежать, спрятаться. И от мира, и от себя самого — отвратительного, гадкого, бессмысленного.
Особенно плохо и бессмысленно было по утрам, когда открывались глаза и во всей красе представлялся наступающий день. Приснопамятное правило SSDD за авторством Стивена Кинга — same shit different day — день другой, дерьмо всё тоже.
Возможно, единственное, что спасло его в определённый момент — то, что смерть представлялась такой же бессмысленной, как и жизнь, а значит, никак не могла привлечь его. Неоформленный кусок грязной серой глины — вот кем он был.
Вот кем был я.
В определённый момент у меня возникло ощущение, что всё бесполезно и что я не смогу вылечится. Организм уже дал сбой, мозг построил патологические связи, механизм самоуничтожения затикал где-то внутри. Можно только войти в длительную ремиссию, но рано или поздно всё вернется обратно. Иногда они возвращаются… А потом я нашёл лечение.
Я не помню, кто мне посоветовал этого психотерапевта. Неважно. К тому моменту я уже пытался работать с несколькими докторами, дисциплинированно глотал назначенные таблетки. Да, мне становилось лучше. Нет, не сильно.
В наших реалиях контакты хороших докторов подчас передаются друг другу, иначе и быть не может. С врачами психического профиля ситуация схожая, хоть и куда более сложная — мало кто готов признать даже перед ближайшим своим кругом, что с ним что-то не так, что зубчатые колеса уже завертелись внутри головы. Однако же, при желании, и хорошего, проверенного психотерапевта найти возможно. Всегда есть место для манёвра: «Один мой друг ходил к доктору»….
Нет, не помню, кто мне его посоветовал. Но, точно, кто-то должен был. Не материализовались же визитка с номером телефона сама по себе в моем кошельке?
Я хорошо помню нашу первую встречу. Грязный блочный дом на северной промышленной окраине города, подъезд — словно памятник желанию местного ЖКХ сэкономить на косметическом ремонте.
Он вышел встретить меня к лифту. Я не умею описывать людей, хорошее зрение и визуальная память на лица — два достоинства, которыми я, увы, не обладаю. Хотя обычно я фиксирую в памяти основное: цвет и длину волос, бороду, усы, очки и тому подобное. Не в этом случае. Совершенно не помню. Как будто в памяти пятно вместо лица.
Очки? Вроде да, а может, и нет?
Борода? Борода была, точно! Хотя нет, кажется, это были усы.
Квартиру я помню значительно лучше. Огромная просторная гостиная, прямо так и требующая называть себя залом. У стен — книжные стеллажи. Два кресла, друг напротив друга. И гигантский стол грубой тёмной древесины.
Видно было, что стол имеет долгую трудовую биографию. За ним пили чай, обедали, ужинали, принимали гостей, играли в карты, писали, рисовали и, наконец — лепили. Поверхность стола, свободная от пустых чашек, книг, кистей, была заставлена различными материалами. Я точно узнал гипс, в большой миске мокло папье-маше, по центру стоял наполовину обработанный кусок какого-то камня. Рядом лежала маленькая кирочка, как в «Побеге из Шоушенка». И, разумеется, там была глина. Глина и гончарный круг.
На подоконнике виднелись… работы? хозяина квартиры. Скажем честно, это не были произведения искусства. Слово «искусство» здесь совершенно не к месту. Как и слово «произведения». Это был какой-то косой невнятный кошмар, какие-то серые странные бессмысленные фигурки, ни на что не похожие. Я, наверное, в детском саду так лепил.
Я кивнул хозяину на стол, проявляя вежливость:
— Ваше хобби?
Доктор отмахнулся, невнятно пробурчал что-то абсолютно непонятное, требовательно указал мне на кресло — мол, садитесь.
Это было капельку непривычно — следуя моему предыдущему опыту, я ждал фразы вроде «выбирайте любое место, где ВАМ будет удобно находиться». С другой стороны, кроме кресла другого выбора у меня не было. Не на стол же мне было садиться, не на подоконник же, рискуя разбить эти серые… хм… объекты.
Уже не помню, с чего начался наш разговор. Вероятно, я рассказал свою историю, историю своей болезни, доктор сидел напротив, внимательно слушал, кивал, затем в какой-то момент встал, подошел к столу и начал что-то лепить. Я был несколько удивлён, даже прервался на полуслове, но, поймав ожидающий взгляд, продолжил свой рассказ. Неожиданно оказалось, что так мне стало гораздо проще говорить.
Почти весь сеанс говорил только я. Доктор буквально пару раз что-то уточнил, что-то спросил, не отрываясь от процесса лепки. В какой-то момент у меня даже возник вопрос: а за что я, собственно, отдаю свои деньги?
Страница
1 из 3
1 из 3
