5 мин, 35 сек 16510
Уходя, обещает вернуться назавтра — помочь с уборкой. После двухмесячного отсутствия пыль скопилась повсюду.
Ночью Сашеньке снится тот же сон — тихий двор, липы и лето.
Просыпается она безмятежная.
Собирается долго, тщательно. Расчёсывается, отглаживает любимое голубое платье, кутает плечи красивым Варькиным шарфом — и идёт к метро. В молодости она бы до Смоленской и пешком добралась; а сейчас едет с передышками, часто выходя из душного вагона, целый час и ещё полчаса ковыляет до Денежного.
… В это не верится совершенно, но дворик там действительно есть.
Красная «Победа» приткнулась в полутени под липой; на капоте дремлет полосатая кошка. У лавки рассыпана горстка семечек, и стая наглых воробьёв теснит от них одного толстого голубя. Качели заняты девочкой в джинсовом комбинезоне; её раскачивают двое мальчишек.
Сашенька некоторое время наблюдает, а потом спрашивает:
— Простите, а вы случайно тут в классики не играете?
Оборачивается один из мальчишек, белобрысый и черноглазый.
— Играем, — отвечает он спокойно, глядя сквозь неё.
— Хочешь с нами?
И Сашенькина робость вся куда-то исчезает.
— Хочу. Только мне бы клеточек поменьше… — и она виновато постукивает по асфальту костылём.
Девочка спрыгивает с качелей — лихо, на лету, — достаёт из кармана зелёный мелок и тщательно вычерчивает на асфальте дорожку из девяти клеток. Смотрит с кошачьим прищуром:
— Ну, давай. Только, чур, задом наперёд. Без биты. Сумеешь?
Сашенька кивает — и ступает в «дом».
… девять… Прыгнуть на седьмую-восьмую двумя ногами — невозможно, даже переступить — и то невыносимо, но она пробует и всё ждёт, когда же прострелит болью от колена и до самого сердца.
Но боли нет.
… семь-восемь… Костыль выворачивается из рук, как живой, но звука падения не слышно.
… шесть… Пропадает из воздуха запах гари от Садового кольца. Где-то рядом звенит троллейбус; тополиный пух на мгновение скрывает блёкло-синее небо, а затем исчезает.
… четыре-пять… И падает, впитывается в землю тень башни-высотки, а из трещины в асфальте, у самой ноги, выстреливает росток одуванчика, закутывается в розетку листьев — и подмигивает жёлтым глазом-цветком.
У Сашеньки на губах и горечь, и сладость.
… три… Выбиваются из-под косынки длинные косы, и рыжего цвета в них с каждой секундой больше, а седого — меньше.
… два… Зелёные линии на асфальте исчезают — а потом под ногами вновь появляется рисунок, девятка и полукруг.
Сашенька спотыкается и падает; впрочем, коленки и так сплошь в зелёнке, мама перестаралась утром. Конопатая Варька смеётся заливисто и дразнится:
— Ошиблась, ошиблась!
Ветер треплет голубое платье и ветки лип, рвёт на клочья низкие облака.
Саша переступает через меловую черту и запрокидывает голову к небу.
— Я дома.
Июнь пахнет солнцем.
Ночью Сашеньке снится тот же сон — тихий двор, липы и лето.
Просыпается она безмятежная.
Собирается долго, тщательно. Расчёсывается, отглаживает любимое голубое платье, кутает плечи красивым Варькиным шарфом — и идёт к метро. В молодости она бы до Смоленской и пешком добралась; а сейчас едет с передышками, часто выходя из душного вагона, целый час и ещё полчаса ковыляет до Денежного.
… В это не верится совершенно, но дворик там действительно есть.
Красная «Победа» приткнулась в полутени под липой; на капоте дремлет полосатая кошка. У лавки рассыпана горстка семечек, и стая наглых воробьёв теснит от них одного толстого голубя. Качели заняты девочкой в джинсовом комбинезоне; её раскачивают двое мальчишек.
Сашенька некоторое время наблюдает, а потом спрашивает:
— Простите, а вы случайно тут в классики не играете?
Оборачивается один из мальчишек, белобрысый и черноглазый.
— Играем, — отвечает он спокойно, глядя сквозь неё.
— Хочешь с нами?
И Сашенькина робость вся куда-то исчезает.
— Хочу. Только мне бы клеточек поменьше… — и она виновато постукивает по асфальту костылём.
Девочка спрыгивает с качелей — лихо, на лету, — достаёт из кармана зелёный мелок и тщательно вычерчивает на асфальте дорожку из девяти клеток. Смотрит с кошачьим прищуром:
— Ну, давай. Только, чур, задом наперёд. Без биты. Сумеешь?
Сашенька кивает — и ступает в «дом».
… девять… Прыгнуть на седьмую-восьмую двумя ногами — невозможно, даже переступить — и то невыносимо, но она пробует и всё ждёт, когда же прострелит болью от колена и до самого сердца.
Но боли нет.
… семь-восемь… Костыль выворачивается из рук, как живой, но звука падения не слышно.
… шесть… Пропадает из воздуха запах гари от Садового кольца. Где-то рядом звенит троллейбус; тополиный пух на мгновение скрывает блёкло-синее небо, а затем исчезает.
… четыре-пять… И падает, впитывается в землю тень башни-высотки, а из трещины в асфальте, у самой ноги, выстреливает росток одуванчика, закутывается в розетку листьев — и подмигивает жёлтым глазом-цветком.
У Сашеньки на губах и горечь, и сладость.
… три… Выбиваются из-под косынки длинные косы, и рыжего цвета в них с каждой секундой больше, а седого — меньше.
… два… Зелёные линии на асфальте исчезают — а потом под ногами вновь появляется рисунок, девятка и полукруг.
Сашенька спотыкается и падает; впрочем, коленки и так сплошь в зелёнке, мама перестаралась утром. Конопатая Варька смеётся заливисто и дразнится:
— Ошиблась, ошиблась!
Ветер треплет голубое платье и ветки лип, рвёт на клочья низкие облака.
Саша переступает через меловую черту и запрокидывает голову к небу.
— Я дома.
Июнь пахнет солнцем.
Страница
2 из 2
2 из 2