Добавить в моё избранное
8 мин, 49 сек 11402
Ссора была мелкая — про такую ерунду говорят «пятачок пучок». Но Антон чего-то взъелся на Ташку, и, ей самой не позвонив на мобильник, по домашнему телефону поставил в известность ташкину тетю и изволил отбыть по трассе.
Девчонка в это время торчала в ванной. Вылезла — тут ее и настигла новость.
— Осталась ты без кавалера, — отчеканила тетка.
— А… где Антоха?
— Сумку собрал и рванул, — ответила тетка. Сердитым был голос, но в нем сквозило удовлетворение, как горчинка в меду, только наоборот.
— Поссорились, что ли? Я предупреждала, не связывайся ты с таким маменькиным сынком… Обиженная девчонка весь вечер просидела дома, рассматривала залежи пластинок, пылившиеся в теткином шкафу. А в мозгу будто игла патефона соскальзывала на одно и то же место, одну и ту же дорожку проигрывала.
… Болтается по дорогам эдакий шар перекати-поля, только живой, подбирает в себя разные палочки-веточки, пока не станет совсем уж большим. Тогда распадется, поделится, вроде пчелиного роя, и дальше покатится. И зовет-зовет, приманивает, особенно тех, кто уже видел его, кто по полю с ними покатался.
«Да ну нафиг», — подумала Ташка, снедаемая тревогой за своего непутевого спутника. Один, видите ли, рванул. Весь такой опытный, значит, теперь. Ну и пускай.
А тревога все грызла, и смотрела одинаковыми лицами, говорила одинаковыми голосами. И ночью снилась она же.
В шесть утра Ташка стояла на остановке, ежась от водяной взвеси в воздухе. Ждала автобуса междугороднего. Поехала не из центра, с окраины, чтоб петлю не делать от теткиного дома. Светло было по-летнему, но воздух пах поздней осенью. Очень хотелось куда-нибудь деться от этой сырости, подступающих холодов и города, давящего на сны и мысли. Куда-нибудь… на свободу, подлинную, не иллюзорную, как у нее.
Пробежала собака, помахивая хвостом. Метров через пятнадцать оглянулась, посмотрела на Ташку, как той показалось, укоризненно — ну, что же ты? Не дождавшись, потрусила дальше, постепенно сливаясь с полем, растворившись в росшей у обочины жухлой траве.
Ташка стерла влажным рукавом капли с лица, поплотнее надвинула капюшон.
Из-за бугра вынырнул ярко-красный автобус, полз неторопливо — гигантская «божья коровка» со светящимися глазами, сонная и безобидная.
Ташка сделала к нему шаг, еще один… решительно развернулась и зашагала вперед по трассе.
Девчонка в это время торчала в ванной. Вылезла — тут ее и настигла новость.
— Осталась ты без кавалера, — отчеканила тетка.
— А… где Антоха?
— Сумку собрал и рванул, — ответила тетка. Сердитым был голос, но в нем сквозило удовлетворение, как горчинка в меду, только наоборот.
— Поссорились, что ли? Я предупреждала, не связывайся ты с таким маменькиным сынком… Обиженная девчонка весь вечер просидела дома, рассматривала залежи пластинок, пылившиеся в теткином шкафу. А в мозгу будто игла патефона соскальзывала на одно и то же место, одну и ту же дорожку проигрывала.
… Болтается по дорогам эдакий шар перекати-поля, только живой, подбирает в себя разные палочки-веточки, пока не станет совсем уж большим. Тогда распадется, поделится, вроде пчелиного роя, и дальше покатится. И зовет-зовет, приманивает, особенно тех, кто уже видел его, кто по полю с ними покатался.
«Да ну нафиг», — подумала Ташка, снедаемая тревогой за своего непутевого спутника. Один, видите ли, рванул. Весь такой опытный, значит, теперь. Ну и пускай.
А тревога все грызла, и смотрела одинаковыми лицами, говорила одинаковыми голосами. И ночью снилась она же.
В шесть утра Ташка стояла на остановке, ежась от водяной взвеси в воздухе. Ждала автобуса междугороднего. Поехала не из центра, с окраины, чтоб петлю не делать от теткиного дома. Светло было по-летнему, но воздух пах поздней осенью. Очень хотелось куда-нибудь деться от этой сырости, подступающих холодов и города, давящего на сны и мысли. Куда-нибудь… на свободу, подлинную, не иллюзорную, как у нее.
Пробежала собака, помахивая хвостом. Метров через пятнадцать оглянулась, посмотрела на Ташку, как той показалось, укоризненно — ну, что же ты? Не дождавшись, потрусила дальше, постепенно сливаясь с полем, растворившись в росшей у обочины жухлой траве.
Ташка стерла влажным рукавом капли с лица, поплотнее надвинула капюшон.
Из-за бугра вынырнул ярко-красный автобус, полз неторопливо — гигантская «божья коровка» со светящимися глазами, сонная и безобидная.
Ташка сделала к нему шаг, еще один… решительно развернулась и зашагала вперед по трассе.
Страница
3 из 3
3 из 3
