«И как хотите, чтобы с вами поступали люди, так и вы поступайте с ними» (Лук. 6:31) Каждое утро буднего дня похоже на все остальные. Желание полежать еще минуточку, своё заспанное отражение в зеркале ванной, запах растворимого кофе, проводы дочки в школу. И это утро пыльного августовского понедельника не было исключением.
8 мин, 25 сек 16875
Срезая путь к остановке через дворы, Марина увидела двух девочек лет пяти, игравших в дочки-матери с резиновыми пупсами. Эта картина показалась ей необычайно милой, и Марина замедлила шаг. У одного из пупсов видимо что-то сломалось, и один глаз был закрыт. Второй смотрел прямо на Марину. Молодая женщина невольно улыбнулась и уже хотела подмигнуть пупсу в ответ.
— Что уставилась?! Смотрят всякие, а потом дети болеют, — седая женщина, кутаясь в домашний халат, стояла на балконе первого этажа.
Это обвинение было настолько неожиданным, настолько несправедливым, что Марина открыла рот от возмущения.
— Я вовсе… — начала было она, но вовремя спохватилась. Ответить означало ввязаться в перепалку со старой каргой, а значит, с утра испортить себе настроение.
Марина ускорила шаг, чувствуя затылком враждебный взгляд, пока не укрылась от него за углом дома.
Но настроение уже было испорчено. По какому праву её оскорбили? Карга небось судила по себе… носит же земля таких, и под ногами у них не горит. Ладно, надо быть терпимей. Пожилая женщина, трудное детство. Но всё равно… да что же так обидно?! Ведь ничего смертельного не случилось.
Погруженная в эти мысли, Марина уже подходила к больнице, оказавшись рядом с мусорными контейнерами. Обычно она их обходила, ну не за километр конечно, но сторонкой — из элементарной брезгливости. Мусор вывозили недостаточно часто, вот и сейчас из ближайшего к зданию контейнера он уже вываливался на землю.
Пёс выскочил из-за контейнера. Обычная серая дворняга, довольно крупная. Оскалив зубы, псина буквально заходилась в истошном лае, чередуемом с высоким, почти визгливым рычанием.
От неожиданности Марина испугалась не на шутку. Сердце ухнуло и заколотилось. Марина отступала, выставив вперёд сумочку, как будто псина могла бросится на неё, целясь в горло… конечно же нет. Сообразив, что перед ней обычная дворняга, Марина топнула ногой, но псина только распалилась еще больше. Марина отходила бочком, не рискуя повернуться к собаке попой.
Казалось, да в каком-то смысле так наверно и было, что эта собака ненавидит Марину — люто, бескомпромиссно, всеми фибрами своей, столь неудачно реинкарнировавшейся душонки… При этой мысли Марина неожиданно для себя закричала:
Да что ты прицепилась ко мне! — и замахнулась на собаку сумочкой. Та чуть попятилась, продолжая лаять, но уже не так свирепо. Марина, наконец, добралась до входа в больницу.
У Марины было странное ощущение. Чувство обиды, довольно нелепое, если подумать, засело где-то в глубине души, как заноза. Оно было почти физическим, и казалось, отдавало солоноватым привкусом во рту.
Быть может, только поэтому она и обратила внимание на очередную пациентку. Глянула в зелёные, болотного оттенка, глаза — и будто заглянула зеркало. В них плескалась та же обида. Обида, которую сложно облечь в слова. Щенячья — такую можно только выскулить, выплакать. Желательно при этом свернувшись в «позу эмбриона», калачиком на привычном, безопасном диванчике. Ну, или утопить в спиртном, сидя в одиночестве на кухне. Сама Марина пила разве что бокал шампанского на Новый год, и последний вариант ей не подходил.
Операция по прерыванию беременности была абсолютно рутинной. Будничной. Довольно ранний срок — во всяком случае вполне в рамках допустимого, никаких факторов риска.
После обеда Марина увидела пациентку снова.
— А что вы сделали с… ним? Или с ней? — лихорадочный блеск в глазах, нервные пальцы.
— Простите? — Марина старалась держаться дружелюбно. Послеабортная депрессия — обычное явление.
— Что вы сделали с ребёнком? — тихий безжизненный голос.
— Вы имеете в виду плод? Послушайте меня. Вам сейчас нужно успокоиться. Давайте-ка я проведу вас в каибнет психолога, — Марина говорила почти ласково.
— Я хочу его увидеть. Всё не так! Всё неправильно! — истерические нотки. Пока только нотки, не более. Но будет хуже, это уже видно. Марина почувствовала досаду и некоторую усталость. Она даже не обедала толком — перекусила на ходу. В конце концов, Марина старалась. Будь на её месте Света, которая сейчас на больничном по уходу за ребёнком, и Марине приходится работать за двоих… Светка давно бы отшила эту нервную дамочку. «Их много. Если с каждой цацкаться — никаких нервов не хватит» — говорила Светка про таких.
— Перестаньте сейчас же! Вы сами захотели сделать аборт! Идите за мной, с вами поговорит наш психолог.
— Марина зашагала по коридору, довольная своей твёрдостью. То странное чувство обиды, сопровождавшее её с утра, окончательно прошло.
Вечером Марина собиралась домой уже в хорошем настроении. Этот странный, тяжёлый день подходил к концу.
Проходя мимо свалки, она бы и не вспомнила утренний инцидент, если бы не шорох за контейнерами. Марина чуть напряглась, но вызывающе зацокала каблучками, не меняя направление движения.
— Что уставилась?! Смотрят всякие, а потом дети болеют, — седая женщина, кутаясь в домашний халат, стояла на балконе первого этажа.
Это обвинение было настолько неожиданным, настолько несправедливым, что Марина открыла рот от возмущения.
— Я вовсе… — начала было она, но вовремя спохватилась. Ответить означало ввязаться в перепалку со старой каргой, а значит, с утра испортить себе настроение.
Марина ускорила шаг, чувствуя затылком враждебный взгляд, пока не укрылась от него за углом дома.
Но настроение уже было испорчено. По какому праву её оскорбили? Карга небось судила по себе… носит же земля таких, и под ногами у них не горит. Ладно, надо быть терпимей. Пожилая женщина, трудное детство. Но всё равно… да что же так обидно?! Ведь ничего смертельного не случилось.
Погруженная в эти мысли, Марина уже подходила к больнице, оказавшись рядом с мусорными контейнерами. Обычно она их обходила, ну не за километр конечно, но сторонкой — из элементарной брезгливости. Мусор вывозили недостаточно часто, вот и сейчас из ближайшего к зданию контейнера он уже вываливался на землю.
Пёс выскочил из-за контейнера. Обычная серая дворняга, довольно крупная. Оскалив зубы, псина буквально заходилась в истошном лае, чередуемом с высоким, почти визгливым рычанием.
От неожиданности Марина испугалась не на шутку. Сердце ухнуло и заколотилось. Марина отступала, выставив вперёд сумочку, как будто псина могла бросится на неё, целясь в горло… конечно же нет. Сообразив, что перед ней обычная дворняга, Марина топнула ногой, но псина только распалилась еще больше. Марина отходила бочком, не рискуя повернуться к собаке попой.
Казалось, да в каком-то смысле так наверно и было, что эта собака ненавидит Марину — люто, бескомпромиссно, всеми фибрами своей, столь неудачно реинкарнировавшейся душонки… При этой мысли Марина неожиданно для себя закричала:
Да что ты прицепилась ко мне! — и замахнулась на собаку сумочкой. Та чуть попятилась, продолжая лаять, но уже не так свирепо. Марина, наконец, добралась до входа в больницу.
У Марины было странное ощущение. Чувство обиды, довольно нелепое, если подумать, засело где-то в глубине души, как заноза. Оно было почти физическим, и казалось, отдавало солоноватым привкусом во рту.
Быть может, только поэтому она и обратила внимание на очередную пациентку. Глянула в зелёные, болотного оттенка, глаза — и будто заглянула зеркало. В них плескалась та же обида. Обида, которую сложно облечь в слова. Щенячья — такую можно только выскулить, выплакать. Желательно при этом свернувшись в «позу эмбриона», калачиком на привычном, безопасном диванчике. Ну, или утопить в спиртном, сидя в одиночестве на кухне. Сама Марина пила разве что бокал шампанского на Новый год, и последний вариант ей не подходил.
Операция по прерыванию беременности была абсолютно рутинной. Будничной. Довольно ранний срок — во всяком случае вполне в рамках допустимого, никаких факторов риска.
После обеда Марина увидела пациентку снова.
— А что вы сделали с… ним? Или с ней? — лихорадочный блеск в глазах, нервные пальцы.
— Простите? — Марина старалась держаться дружелюбно. Послеабортная депрессия — обычное явление.
— Что вы сделали с ребёнком? — тихий безжизненный голос.
— Вы имеете в виду плод? Послушайте меня. Вам сейчас нужно успокоиться. Давайте-ка я проведу вас в каибнет психолога, — Марина говорила почти ласково.
— Я хочу его увидеть. Всё не так! Всё неправильно! — истерические нотки. Пока только нотки, не более. Но будет хуже, это уже видно. Марина почувствовала досаду и некоторую усталость. Она даже не обедала толком — перекусила на ходу. В конце концов, Марина старалась. Будь на её месте Света, которая сейчас на больничном по уходу за ребёнком, и Марине приходится работать за двоих… Светка давно бы отшила эту нервную дамочку. «Их много. Если с каждой цацкаться — никаких нервов не хватит» — говорила Светка про таких.
— Перестаньте сейчас же! Вы сами захотели сделать аборт! Идите за мной, с вами поговорит наш психолог.
— Марина зашагала по коридору, довольная своей твёрдостью. То странное чувство обиды, сопровождавшее её с утра, окончательно прошло.
Вечером Марина собиралась домой уже в хорошем настроении. Этот странный, тяжёлый день подходил к концу.
Проходя мимо свалки, она бы и не вспомнила утренний инцидент, если бы не шорох за контейнерами. Марина чуть напряглась, но вызывающе зацокала каблучками, не меняя направление движения.
Страница
1 из 3
1 из 3