Ник и Ника

— Мне самой было страшно. В первый день после обморока я долго стояла утром у зеркала и рассматривала свое вдруг потрескавшееся лицо. Оно показалось мне разбитым зеркалом. Я не могла понять, что произошло. И мама запаниковала. Лишь бабушка сказала, что меня наказал Бог. А за что, она и сама не знает. Она еще сказала, что это сглаз. И посоветовала идти в церковь, но мы пошли к врачам. Лишь Витькин отец сказал что это за болезнь. Правда она поражает младенцев. И еще он сказал, что может быть это временно. Вот я и стала ждать, когда все кончится.

— Конечно, кончится! — уверенно сказал Никита.

— Правда?

— Правда… — Ты меня не разлюбишь?

— Постараюсь, ведь я только сегодня понял, что влюбился… — … в старуху!

— Не глупи! Ты самая замечательная!

— Но от прогерии, так называется моя болезнь. Люди быстро умирают.

Они еще много говорили, пока из подъезда не вышла мать.

— Вероника, Никита, замерзли, наверное! Идите в квартиру. Уже третий час.

— Ну вот, Никита, увидел наше горе, — по-старушечьи сложив руки на колени сказала мать. Евдокия Васильевна была достаточно молодая женщина, с которой дочь сравнялась внешне по годам.

Они сидели в зале. Никита и Вероника — на диване, а Евдокия Васильевна на стуле в белом полотняном чехле. Ник видел такие стулья в старых советских фильмах, которые смотрел дед. Уж если тот напал на «Весну на Заречной улице» или «Это было в Пенькове», то его нельзя было оттащить от телевизора. Причем смотрел в полном дыму… Неожиданно дверь открылась и появилась согбенная старушка.

— Бабуль, ты, что не спишь! — вскочила Ника.

— Заснешь здесь, такое вот горе, а вы все меня не слушаете, по врачам бегаете.

— А куда же еще? — спросила Евдокия Васильевна.

— Туда, кто может вернуть кражу, ведь украли у нашей Вероньки молодость. Украли! — сказала баба Нюра.

Она прошла в центр комнаты и стала смотреть на Никиту. А он увидел, что глаза бабушки были молоды и очень похожи на глаза Вероники. Словно та сама смотрела на него.

— Вот и разглядела тебя, парень, — сказала баба Нюра, — пригож, да не избалован. Раз так, то бери нашу Веруньку в жены!

— Баб, ты че! — подбежала к ней Вероника.

— Как же так можно меня навязывать в жены!

— Ты ее любишь? — в упор спросила баба Нюра Никиту.

— Ладно, и так видно! И не боись, что будешь жить со старухой. Наша Верунька очень молода, а порча пройдет! Был у нас случай такой в деревне. Сразу же после революции. Я тогда маленькая была, а выросла еще года на три, все про этот случай говорили бабы. А как же не говорить? Вот я и запомнила. Была у нас Авдотья Миронова. Девке лет четырнадцать было, наша чуток переросла ее. Так вот тоже проходил мимо цыганский табор, умирал в нем кто-то. Среди цыган всякие есть, одно племя патрыл или пэтрэл, забыла уже, колдуны в нем сильные. Вот так же отобрали у Авдотьи сразу лет тридцать, потому что не успели, священник наш обвел огнем девушку. Ну а выдали ее срочно замуж за деревенского дурочка. Тому было невдомек смотреть на жену. А как родила Авдотья, так и вернулась к ней молодость… Ну я пошла к себе. Знаете теперь, что делать.

Баба Нюра прежде чем уйти, подошла к Никите и шепнула ему на ухо: «Будь мужчиной!», но получилось, что и мама и сама Вероника услышали напутствие.

Когда она ушла, воцарилось неловкое молчание. Предложение бабы Нюры было откровенным.

— Я не знаю, — пожимая плечами, словно свитер сидящий на Никите был тесным, — если это нужно для Ники, то мне уже шестнадцать лет. Я предлагаю Веронике руку и сердце.

Никита встал и взял за руку Веронику.

Евдокия Васильевна тоже встала. Она притянула обоих к себе, обхватила их головы и заплакала:

— Доченька, ты моя, сыночек! Да что же это делается? И ведь не найдешь эту цыганку, не привлечешь их. А что-то делать надо… Стыдно мне, матери, предлагать вам такое, но идите в комнату Веруньки. Живите, а там видно будет. Посмотрим, на что мы годимся! Только бы надо твоим родителям обо всем сказать. Наверное, бросились тебя искать?

— Да спят они, — сказал Никита, — когда я уходил, телевизор уже молчал. И света не было. Они рано ложатся спать… Да у меня еще сотовый телефон есть. Я же по нему звонить стал.

— Покажи мне, — сказала Вероника, от любопытства ее лицо разгладилось, — пошли ко мне.

И они ушли. Ушли, что бы вот так, разглядывая телефон, перед тем, как стать мужем и женой.

Ник и Ника проговорили до утра, пока их не сморил сон. Не раз мама Ники вставала, проходила мимо комнаты дочери, слыша сбивчивый шепот молодых людей.

Уже утром Евдокия Васильевна не вытерпела и на цыпочках вошла в их комнату.

Она увидела, как первый солнечный луч осветил шею Ники.

Инстинктивно мама направилась к окну, что бы закрыть штору, но неожиданно застыла на месте.