Репортаж из Черной дыры

Что я могу сказать об этом местечке?

Что это настоящий ад. Это просто чертов огненный кусок песчаного пирога с начинкой из сухих акаций и ящериц. Жара здесь такая, что яйца, откладываемые местными варанами, уже на выходе сварены вкрутую.

Меня зовут Билли Дикс. Я репортер «Golden Business» (газетенка с нехилыми амбициями и тиражами), закинутый в этот эпицентр инферно заботливой рукой главного редактора.

Отправить меня в Калахари — самая невинная из всех свиней, которую мне мог подкинуть Джек Рассел (да-да, именно Джек Рассел, наш вездесущий «терьер»). Проторчать в пустыне парочку недель, строча репортаж о строительстве «Черной Дыры», глубина которой показала бы средний палец рекордсмену среди самых глубоких шахт мира «Великому льву», казалась ему перспективой самой что ни на есть цветущей и пахнущей.

«Это золото, Билли. И мы должны присутствовать в тот момент, когда первый слиток будет поднят на поверхность».

Он был парень не промах и всегда мыслил глобально, поэтому в недрах нашей планеты для Джека Рассела золото залегало уже в слитках.

Не заметив во мне должного энтузиазма, он прибавил сухо: «Напиши репортаж, и я рассмотрю твою заявку на участие в «Золотой Странице» еще раз».

Еще раз?

В какой-то момент я даже возбудился от светящейся перспективы. Подумаешь, пара недель в Калахари!

С пером наготове я, выставив волевой подбородок вперед, походкой успешного человека-укротителя песчаных сирокко, спустился по трапу в аэропорту Ароноса.

Человек, замотанный в серый саван, держал в руках табличку «Дикс», написанную с двумя ошибками.

А дальше все проходило подобно пробуждению от сильного похмелья.

Аронос был городком с населением в четыре тысячи местных. Он был настолько мал, что мог уместиться у меня на ладони.

Неразговорчивый провожатый засунул меня в свой грузовичок, конструкция которого, как показалось, держалась на добрых молитвах всего города.

Двадцать пять миль сошли за долгую дорогу в никуда. Я смотрел за окно, и мой подбородок в отражении зеркала заднего вида уже не казался таким волевым.

Рудное поле показалось спустя полтора часа. За это время я успел придумать стишок с проклятиями для Джека Рассела, который собирался отправить в свет на ближайшем кукурузнике.

Красная долина. Пустошь. Марсово поле.

Возле небольшого рабочего поселка, раскинувшегося посреди песчаной долины, водитель вежливо попросил меня освободить транспорт, скинув чемодан за борт и хлопнув дверью на прощание.

Моя гавайская рубаха намокла и липла к спине, а ноги разве что не дымились. Сзади раздался смех, который мог принадлежать человеку, питающемуся исключительно песком.

— Отличная рубашка! — воскликнул он.

— Извините, венки и укулеле я оставил дома.

Так я познакомился с Пешим. На самом деле его звали Ганс Мюррей, и он был термоядерной смесью немца и намибийки с корнями, уходящими в племена готтентотов. У него была бронзовая пыльная кожа и лицо покрытое паутиной солнечных морщин. Пеший заправлял местным парадом и знал каждого шахтера в лицо.

Он быстро показал мне мои апартаменты (старый рабочий вагончик, а наличие душевой кабинки стало для меня просто откровением) и, выдав рулон туалетной бумаги, скрылся восвояси, оставив меня отходить до завтра.

— О чем будете писать? — спросил Пеший, ставя рядом поднос с ужином, когда я, свежий и влажный, вышел из своего вагончика и уселся на ступеньки, щедро засыпанные песком.

— Пока не решил. Я не особо силен в вопросе добычи золота. Открытие «Черной Дыры» грандиозное событие. Затраты такие, что на эти деньги можно было бы запустить в космос парочку межпланетных станций.

Я усмехнулся.

— Да, — кивнул Пеший.

— Глубина этой шахты будет составлять около четырех миль. Многие рабочие отказываются спускаться. Суеверные. Боятся разбудить подземных духов. Земля же она такая, мистер Дикс. Мы пока не знаем всех ее болевых точек.

— Суеверные? — переспросил я.

На лице Пешего промелькнула улыбка.

— Некоторые шахтеры — выходцы из готтентотов. У них бытует поверье о существе, живущем в землях пустыни. Быстром, словно гепард, и с зубами, размером с карандаш. Но интереснее всего то, что глаза у него не где-нибудь, а прямо на ступнях, — Пеший поймал мой скептический взгляд.

— Говорят, некоторые шахтеры, что работают на нижних уровнях, иногда слышат его плач.

— И лязганье цепей, — хмыкнул я.

— Вы верите в это?

— Я верю в золото, мистер Дикс.

С этими словами он поднялся.

— Завтра сходим на проходку. Как раз заканчиваются работы в пятнадцатой камере.

Я кивнул.

На горизонте саванна принимала призрачные пламенные очертания, где, словно миражи на раскаленной земле, дымились силуэты рабочей техники.