— Эй, меня слышно? Там кто-нибудь есть?! — неопределенный шум в трубке мобилы ясно давал понять: если там кто и есть, то почти наверняка он меня не слышит, хоть я и кричу истошным голосом прямо в заплеванный микрофон…
6 мин, 18 сек 3500
Я судорожно вдохнул и выдохнул — облачко пара расползлось по трещинкам бокового стекла. В салоне становилось все холоднее и холоднее. А я никак не мог выбраться. Никак.
— Эй, помогите кто-нибудь! — моя просьба неприятно граничила с паникой. Услышать эти воющие ужасом интонации исходящими из собственного нутра оказалось куда страшнее, чем увидеть то, что заставило меня угробить тачку и себя самого, закатив все это добро в кювет.
Горизонтальное положение нужно было сменить вертикальным: я чувствовал, что сознание, раздавленное прогнувшимся внутрь салона потолком, торопится вон из машины — и собирается сделать это быстрее своего хозяина.
— Помогите! Пожалуйста… — снова попробовал я, старательно избегая того, чтобы навернувшиеся слезы просочились в мой голос. Но они все же сделали это. К сожалению. Или к счастью, потому что мне, наконец, ответили.
— … охо слышно! Где вы?
— Ясное дело, плохо! — я уже не пытался сдерживаться: я рыдал в голос.
— На трассе Москва-Брянск… Шестидесятый километр… Перевернулся я… Не могу выбраться… Мамочки… — Оставайтесь на месте. Говорите со мной. Через несколько минут приедет помощь. Вы ране… — утонуло в шуме помех, но вопрос был понятен и без слов. Только вот ответить на него я не мог. Потому что очень сомневался уже хотя бы в том, что по-прежнему жив… Осколки бокового окна, все еще торчащие наружу гнилыми зубами из металлических десен, стали покрываться инеем. Теперь оно располагалось прямо надо мной, и время от времени какой-нибудь из кусочков с приглушенным звоном падал мне на плечи, на спину, на голову — и рассыпался, оставляя после себя поразительно долгое, нереальное эхо. Скосив глаза, я посмотрел вверх, в черное небо, заглянувшее в образовавшуюся над головой дыру.
Оно все еще было там. Оно… То, что уничтожило мою машину. Что… … едва не?
… убило меня самого.
— Как оно выглядело? — спросили в трубке.
Поразительно, но мыслечтение оператора меня почти не удивило. Вероятнее всего, я сам и рассказал о причине аварии, но так устал, что совершенно этого не помню. Тем более, какая, в конце концов, разница, откуда он успел узнать о ней, от меня, или же от пары сотен очевидцев — тех, что успели повидать эту самую причину, повисшую над автодорогой единственным ярким пятном в кромешной темноте. А ведь они наверняка успели увидеть то же, что и я… — Оно… — прошептал я, умудряясь сконцентрироваться на реальности, чтобы собрать последние силы на ответ. Меня тянуло в сон.
— Оно белое… Светящееся… Это почти идеальный круг… В трубке зашипело, очередной осколок стекла упал мне на затылок и застрял в волосах. Я попытался повернуть голову, чтоб четче рассмотреть то, что собираюсь описать оператору. Что-то хрустнуло — тихонько, неприятно. Должно быть, мои раздавленные позвонки.
— Оно висит прямо над моей головой… — продолжил я спустя минуту замороженного раздумья.
— Но оно не совсем неподвижно. Оно перемещается, хоть и очень медленно… Это так страшно… Будто следит… Словно бы в подтверждение словам, огромный светящийся диск неспешно шагнул по дуге к горизонту. Мои глаза слезились, и я моргнул. Серебристые ниточки двинулись друг от друга, прогоняя туман и раздвигая границы картинки. Я словно бы увидел ее иначе: диск стал огромным светящимся бубном, в который неторопливо и ритмично ударял бредущий по небу шаман. Его серьезный, отрешенный взгляд иногда касался моего плеча, но никогда не поднимался выше. Он не смотрел мне в глаза. А я избегал всматриваться в его лицо. Одежды из ветра и звезд, лоскуты порванных облаков и едва различимая коса торсионного следа — все колыхалось, подчиненное ритму бьющегося сердца, который выколачивал из бубна небесный шаман. А где-то вдалеке… … послышался?
… вой сирен.
В дыру над головой ворвался ветер — ледяной, хрипящий, больной. Его тревожное поскуливание лишило меня самообладания.
— Я здесь замерзну! Скорее! Пожалуйста! — выдохнул я в попытке закричать.
— Помощь уже близко, — скрипнул динамик в ответ.
— Расскажите о том, что вы видите… … Ты им не нужен… Им нужно только Оно, неопознанное, летающее, удивительное, сенсационное… Им нужно твое знание о нем… Нужно, чтобы состряпать сюжетец. Чтобы поднять рейтинг новостям. А когда ты расскажешь, они бросят тебя умирать. Потому что так история станет еще более таинственной. А рейтинг — еще более высоким… Ах, вот как! Что ж, почему бы и не рассказать?! Почему бы и не рассказать вам обо всем, раз уж это единственное, что вас действительно интересует, раз уж жизнь человеческая вам до лампочки?!
Теперь я все понял! Я все понял! Господи, наконец-то я понял! Это заговор людей против людей. Заговор человеконенавистников, заговор лишенных милосердия против тех, кто все еще надеется на доброту и отзывчивость!
Что ж, я расскажу. Слушайте!
Я ехал не торопясь. Даже медленно — до шестидесяти в час, не больше.
— Эй, помогите кто-нибудь! — моя просьба неприятно граничила с паникой. Услышать эти воющие ужасом интонации исходящими из собственного нутра оказалось куда страшнее, чем увидеть то, что заставило меня угробить тачку и себя самого, закатив все это добро в кювет.
Горизонтальное положение нужно было сменить вертикальным: я чувствовал, что сознание, раздавленное прогнувшимся внутрь салона потолком, торопится вон из машины — и собирается сделать это быстрее своего хозяина.
— Помогите! Пожалуйста… — снова попробовал я, старательно избегая того, чтобы навернувшиеся слезы просочились в мой голос. Но они все же сделали это. К сожалению. Или к счастью, потому что мне, наконец, ответили.
— … охо слышно! Где вы?
— Ясное дело, плохо! — я уже не пытался сдерживаться: я рыдал в голос.
— На трассе Москва-Брянск… Шестидесятый километр… Перевернулся я… Не могу выбраться… Мамочки… — Оставайтесь на месте. Говорите со мной. Через несколько минут приедет помощь. Вы ране… — утонуло в шуме помех, но вопрос был понятен и без слов. Только вот ответить на него я не мог. Потому что очень сомневался уже хотя бы в том, что по-прежнему жив… Осколки бокового окна, все еще торчащие наружу гнилыми зубами из металлических десен, стали покрываться инеем. Теперь оно располагалось прямо надо мной, и время от времени какой-нибудь из кусочков с приглушенным звоном падал мне на плечи, на спину, на голову — и рассыпался, оставляя после себя поразительно долгое, нереальное эхо. Скосив глаза, я посмотрел вверх, в черное небо, заглянувшее в образовавшуюся над головой дыру.
Оно все еще было там. Оно… То, что уничтожило мою машину. Что… … едва не?
… убило меня самого.
— Как оно выглядело? — спросили в трубке.
Поразительно, но мыслечтение оператора меня почти не удивило. Вероятнее всего, я сам и рассказал о причине аварии, но так устал, что совершенно этого не помню. Тем более, какая, в конце концов, разница, откуда он успел узнать о ней, от меня, или же от пары сотен очевидцев — тех, что успели повидать эту самую причину, повисшую над автодорогой единственным ярким пятном в кромешной темноте. А ведь они наверняка успели увидеть то же, что и я… — Оно… — прошептал я, умудряясь сконцентрироваться на реальности, чтобы собрать последние силы на ответ. Меня тянуло в сон.
— Оно белое… Светящееся… Это почти идеальный круг… В трубке зашипело, очередной осколок стекла упал мне на затылок и застрял в волосах. Я попытался повернуть голову, чтоб четче рассмотреть то, что собираюсь описать оператору. Что-то хрустнуло — тихонько, неприятно. Должно быть, мои раздавленные позвонки.
— Оно висит прямо над моей головой… — продолжил я спустя минуту замороженного раздумья.
— Но оно не совсем неподвижно. Оно перемещается, хоть и очень медленно… Это так страшно… Будто следит… Словно бы в подтверждение словам, огромный светящийся диск неспешно шагнул по дуге к горизонту. Мои глаза слезились, и я моргнул. Серебристые ниточки двинулись друг от друга, прогоняя туман и раздвигая границы картинки. Я словно бы увидел ее иначе: диск стал огромным светящимся бубном, в который неторопливо и ритмично ударял бредущий по небу шаман. Его серьезный, отрешенный взгляд иногда касался моего плеча, но никогда не поднимался выше. Он не смотрел мне в глаза. А я избегал всматриваться в его лицо. Одежды из ветра и звезд, лоскуты порванных облаков и едва различимая коса торсионного следа — все колыхалось, подчиненное ритму бьющегося сердца, который выколачивал из бубна небесный шаман. А где-то вдалеке… … послышался?
… вой сирен.
В дыру над головой ворвался ветер — ледяной, хрипящий, больной. Его тревожное поскуливание лишило меня самообладания.
— Я здесь замерзну! Скорее! Пожалуйста! — выдохнул я в попытке закричать.
— Помощь уже близко, — скрипнул динамик в ответ.
— Расскажите о том, что вы видите… … Ты им не нужен… Им нужно только Оно, неопознанное, летающее, удивительное, сенсационное… Им нужно твое знание о нем… Нужно, чтобы состряпать сюжетец. Чтобы поднять рейтинг новостям. А когда ты расскажешь, они бросят тебя умирать. Потому что так история станет еще более таинственной. А рейтинг — еще более высоким… Ах, вот как! Что ж, почему бы и не рассказать?! Почему бы и не рассказать вам обо всем, раз уж это единственное, что вас действительно интересует, раз уж жизнь человеческая вам до лампочки?!
Теперь я все понял! Я все понял! Господи, наконец-то я понял! Это заговор людей против людей. Заговор человеконенавистников, заговор лишенных милосердия против тех, кто все еще надеется на доброту и отзывчивость!
Что ж, я расскажу. Слушайте!
Я ехал не торопясь. Даже медленно — до шестидесяти в час, не больше.
Страница
1 из 2
1 из 2