Твой дождь

Это же все замечали. Помнишь, в годовщину нашей встречи, мы оба решили дождаться полночи и позвонить друг другу впервые же минуты этого дня. Не знаю как ты, а я очень удивился, когда услышал короткие гудки. С кем, кроме меня, ты могла говорить в воскресенье ночью? Тебе же на работу. Ну да, мы же тогда чуть не поссорились… Нам все завидовали. Когда я выводил тебя в свет, все друзья говорили, что ты моя полная совместимость. Даже Димка, убеждённый холостяк, когда впервые увидел нас вместе, твёрдо сжал моё запястье и, глядя мне в глаза, сказал: «Держись за неё зубами и ногами. После неё ты уже не сможешь полноценно жить».

Он, кстати, женился недавно. Ты же теперь с ним не общаешься… Я тебя любил. По-настоящему, как это бывает в дешёвых мелодрамах. Но мне, почему-то, не чувствовалась ни натянутость таких отношений, ни примитивность сюжета. В общем, всё как в фильме. Только по-настоящему… Помнишь, как мы с тобой познакомились? Не отвечай, знаю, что помнишь.

Тогда шёл дождь. Я в плохом настроении бродил по набережной, отстранённо наблюдая, как тяжёлые капли воды обрушиваются на речную гладь. Я любил дождь. Настоящий. Чистый. Любил мощные сокрушающие ливни. Любил мелкий, моросящий, словно успокаивающий дождь.

Был конец сентября, довольно холодно, а я шёл по улице в одной рубашке, мокрый до самой последней нитки.

Всегда хотел спросить, как ты решилась подойти? Какой нормальный человек будет гулять осенью под дождём с наслаждением чувствуя, как холод пробирает до костей? А вдруг я оказался бы каким-нибудь сумасшедшим, волею случая, вышедшим из психушки?

Но ты подошла. Пожалела, наверно.

Ты подошла ко мне, взяла под локоть и повела к себе домой. Меня — незнакомого человека. Прямо с улицы. Сумасшествие какое-то. Я ведь мог быть кем угодно… Ты извини, что я так акцентирую на этом внимание. Просто меня страшит даже мысль, что с тобой могло (и может!) что-то случиться. Даже спустя столько лет… Боже! Я сейчас подумал, а что было бы, если бы ты не подошла? Мы же никогда бы не познакомились… Нет. Нет. Не верю. Познакомились бы. В другом месте в другое время, но обязательно познакомились бы. Не могу же я, в самом деле, благодарить за все самые прекрасные минуты моей жизни, какой-то случай? Ну не «какой-то», а «счастливый», но всё же.

Интересно, а почему я был так свято убеждён, что ты меня любишь?

Я никогда не был ярым ревнивцем, в том смысле, что никогда не считал достойным показывать это чувство. Мне казалось, что ревность рождается от недоверия, а как можно не верить человеку, живущему у тебя в сердце? Но всё же, иногда, я ловил в себе это чувство. Это было со всеми. Кроме тебя.

Столько лет, а я даже ни разу не усомнился в твоей верности. Безусловно, это твоя заслуга: ты никогда не давала мне повода.

Да. (вздох) Мы были идеальной парой… Настолько, насколько это вообще возможно. Мы ни разу всерьёз не поссорились. Ни разу. Всерьёз. Зато по мелочам… Странно, я не могу так сразу вспомнить ни одного примера. Хотя, конечно, они были и часто. Чуть ли не каждый день. Н-да. Я не могу вспомнить ни одной ссоры. Наверно, именно потому, что все они были пустяковые. А может, потому что со временем плохое забывается и остаётся только хорошее.

Не знаю.

А времени прошло много. Очень много.

Мы прожили с тобой счастливых десять лет. А потом… Потом я умер… Уже не сдерживая слёзы, Аня уронила голову на его ладонь. Холодную, безвольную, неживую.

Она плакала, уткнувшись в неё несколько часов.

Смеркалось.

Мебель, обои на стенах, два человеческих тела (одно живое, а другое уже нет), всё превратилось в едва различимые смутные силуэты.

Это было правильно. Не нужно света. В такие моменты способность видеть, лишь мешает.

Хлопнула входная дверь. Под чьими-то осторожными шагами заскрипели половицы.

Аня?

Лен! Он… Аня… Он… он… Накатила новая волна боли. Аня без сил повисла на руках сестры.

Елена молчала. Не надо слов. Даже самых тихих и ласковых. Не о чем говорить, нечего слушать.

Обнявшись, они беззвучно плакали. В полной темноте. В полной тишине.

Не нужны ни зрение, ни слух. В такие моменты кажется, что чувств слишком много.

Горсть земли с грохотом ударилась о крышку гроба.

Вторая. Третья.

На этом пустыре так и останется один он. Я узнал, что это кладбище закрывают. С завтрашнего дня всех будут хоронить только на новом.

Гробовщики закончили засыпать могилу и теперь лопатами ровняли получившийся холм.

Люди потихоньку расходились. На пустыре дул леденящий ветер и было неуютно. Хотелось прийти домой, встать под горячий душ, а потом закутаться в одеяло.

Виктор зябко поёжился, покосился на удаляющихся людей.

Ну что, пойдём? — спросил он и посмотрел на жену.

Лена показала взглядом на сестру и смущённо пожала плечами.