Твой дождь

Аня как заворожённая смотрела на дубовый крест. За весь сегодняшний день она не проронила ни слова. Её глаза покраснели и опухли от слёз. Руки заметно дрожали.

Пойдём, — настойчиво сказал Виктор.

Вопроса в его голосе уже не было.

«А она?» — беззвучно спросила Елена.

«Ей надо побыть одной» — одними губами ответил Виктор.

Лена сдалась. Они с мужем медленно побрели к выходу.

Знала бы ты, каково это,… но… нет, не объяснить.

Словно ты, это уже не ты, и даже ни кто-то другой, а что-то другое. Что-то более свободное. Более сильное. Более умное. Более несчастное… Возможно какой-нибудь мазохист, назвал бы это состояние эйфорией. Разум открыт. Мысли легки. Чувств нет. Собственно говоря, вообще ничего нет. Кроме памяти.

Сколько это будет продолжаться?

Наверно, это и есть чистилище, когда существуешь только чтобы вечно переосмысливать свою жизнь.

Знаешь, я помню её всю. Начиная с самого раннего возраста. Не самые приятные воспоминания… Я могу смотреть на живых. Нет. Не так. Я могу знать о вас, о живых.

Я знаю, что ты продала квартиру. Твоя мама перенесла тяжёлую операцию, а Димка женился на очень молоденькой девчушке. Кстати, она его любит. И он её. А, ну я же говорил… А ещё я знаю, что прошёл уже почти год, а ты всё плачешь, закрываешься по вечерам в своей комнате, выключаешь свет и тихо ревёшь в подушку. Каждый день.

Бедная моя, если бы я был жив, у меня сердце бы разорвалось… Ну почему ты не согласилась переехать к маме?

Она ведь так просила. Да и Ленка с Виктором, то же самое советовали. Там тебе было бы лучше. Там ты не была бы одна.

Ну, почему ты одна? И плачешь… Твои слёзы… Я их чувствую.

Это словно дождь. Я любил дождь. Раньше любил. Кажется, это было давным-давно. А сейчас я его боюсь.

Твои слёзы… твой дождь… он словно разрывает меня на части. Он обжигает сильнее раскалённых углей. Он холодит хуже самых высоких таёжных морозов. Он заставляет меня плакать… Ты знала, что мёртвые умеют плакать? Я не знал. Умеют. Только не по своей воле. Мёртвые плачут по воле живых. По воле самых близких и самых любимых. Мёртвые оттягивают, забирают на себя часть человеческого страданья, не давая родным сойти с ума.

Первые дни были самые невыносимые. Ещё не отвыкнув от телесной жизни, я пытался кричать, дёргаться и биться в истерике. Но у меня больше нет тела, чтобы кататься по полу. Нет головы, чтобы биться ей о стену. Нет губ, чтобы кусать их до самой крови. От этого ещё хуже.

Милая, родная, любимая, прошу… не плачь! Я не хочу, чтобы ты плакала. И вовсе не потому, что я это чувствую. Ради тебя я готов вечно терпеть любые муки! Я прошу тебя, потому что я могу забрать лишь самую малость твоей боли. Ровно столько, сколько надо, чтобы ты не сошла с ума. И оттого, что я не могу тебе помочь, мне гораздо хуже, чем от самих слёз.

Как я хочу, чтобы ты меня услышала! Чтобы ты меня… забыла… Не совсем, но хоть частично.

Я люблю тебя. Я хочу, чтобы ты жила! Только здесь можно понять истинную ценность этого слова!

Господи, если ты меня слышишь, сделай так, чтобы она не страдала… Ну вот. Опять этот дождь.

Я иду по мостовой, а горячие капли с шипением падают на меня.

Не плачь. Если бы я мог, я был бы рядом… Что это? Свет? Я вижу? Неужели… Девушка. Девушка! Ну что же вы как маленькая? Дождь же! Холодно! Ну вот, небось промокли. Пойдёмте, я тут живу неподалёку. Только из магазина, так что горячим кофе обеспечу. Да не бойтесь вы, ничего я вам не сделаю. Заболеете ведь! Как вас зовут?…